|
Работы литовцев мы получили только в пятницу после обеда. Можно себе представить всю деятельность, которая кипела в Обществе в последние два дня. Не были развешены работы латышских художников. Предстояло провести и всякие ремонтные работы. Недавно перекрасили все комнаты. В последний момент нашу «голубую комнату» преобразили в жёлто-белую, приспособили к картинам. Пранде с членами нашего Общества работал до поздней ночи. Прикрепили номерки к картинам, устроили гардероб, декорировали. Но меня всё время не отпускало беспокойство о воскресном дне. Кто же должен держать речь на открытии? Никогда я не выступал перед чужой большой аудиторией и в присутствии гостей. Я ведь рискую. И всё же, наконец, я решил рискнуть. Ибо разве Силы Света не стоят за мной? В последний день я был чрезвычайно уставшим. Однако составил «в черновике» свои вступительные речи, которые переписал и разработал воскресным утром. Браться за доклад уже времени не хватило, я решил прочесть главы из своей книги об Н.К. Массу усилий требовал и каталог Общества. Своё предисловие я сдал поздновато. Последний сигнальный лист напечатали только в пятницу, но в субботу <каталог> уже должны были сброшюровать. И тут в субботу к двенадцати часам дня я вспомнил, что ещё не уплачено «Тевияс Балвас»[106] и, кроме того, ещё полагается подать соответствующее заявление в Министерство общественных дел. Уже в последний момент (учреждения закрывают в час дня) я сел в такси и за полчаса, с тревогой в сердце, всё счастливо уладил. Разрешение на открытие музея мы получили в пятницу (поздновато!). Но разрешение на проведение конгресса не было получено ещё в субботу к 12 часам! Наконец, члену нашего Общества Дравниеку с трудом удалось его достать. Предстояло ещё незамедлительно подать прошение в префектуру, здесь, однако, благодаря знакомству разрешение выдали без задержки. Как видно, могло случиться, что наш съезд вообще бы не разрешили! Наверняка в министерстве на нас собраны какие-то «сведения», быть может – из Политического управления, ибо отчего же в последний момент такое затягивание? И главное – министр Берзинь, который сказал: «С радостью приду, если только какие-то особые обстоятельства не помешают», всё же не явился, думаем, наверняка по причине именно «собранных сведений». Что это за учреждение, которое собирает о нас неправдивые, ложные сведения? Разве мы не являемся самыми лояльными, добропорядочными гражданами Латвии, разве мы не стараемся своей культурной жизнью, своими светлыми мыслями и идеями служить примером для других организаций и сограждан? Разве мы не копили нетленные богатства духа для бессмертной, вечной Латвии? Почему к нам такое недоверие? Потому нам и было столь больно, когда на второй день конгресса мы узнали, что среди гостей есть двое из Политического управления, которые за нами неотступно надзирали, критически разбирали наши доклады, сопровождали на Братское кладбище и которых мы в конце концов приглашали на ужин. — 209 —
|