|
– Здравствуй, Анатолий Леонидович, – шепнул Немирович-Данченко, наклонившись к нему. – Под балаганом – женское тело… – задыхаясь, тихо сказал клоун. – В неглиже. Белье кружевное, Василий Иванович. Сейчас не глядите, я публику в другой конец отвлеку… И дурашливо заверещал, гоня размалеванный пузырь в противоположную сторону. Василий Иванович, сделав вид, что поправляет смятые клоуном брюки, нагнулся, заглянул под нижний венец балагана и сразу же увидел маленькое, жалкое тело в кружевных панталончиках. Что-то вновь ударило его в сердце – может, Феничкина коса. Он задохнулся, выпрямился, оглянулся кругом и увидел двух солдат поодаль: что-то они сгребали с земли на носилки. – Офицера ко мне! – крикнул он. – Живо!.. Один из солдат послушно побежал за офицером, а оставшегося Немирович-Данченко поманил к себе: – Двуручную пилу, лом, лопаты. Быстро!.. И второй убежал. А к Василию Ивановичу уже спешил молоденький, исполненный чрезвычайной важности подпоручик. – Женщина под балаганом. Прикажите немедленно достать и пошлите за врачом. – Тут под каждым балаганом… Да что там, под каждым ларем мертвые попрятаны, господин… Прощения прошу, не знаю, с кем имею честь. Кончится гулянье, всех в морги развезем. – Я прошу немедленно… – Не мешайте работать. – Служить надоело? – У Василия Ивановича вдруг перехватило горло. – Так я помогу вам из армии вылететь. С треском, ко всем чертям!.. Старшего сюда! – Господин капитан! – закричал подпоручик, вмиг став испуганно-серьезным. – Господин капитан, сюда пожалуйте!.. К ним уже бежал, гремя шанцевым инструментом, солдат. Следом устало поспешал молодой капитан в насквозь пропыленном парадном мундире. – В чем… Господи, Василий Иванович? – Здравствуй, Коля. Там… – Василий Иванович ткнул в балаган задрожавшим вдруг пальцем. – Там – женщина. Кажется, это… Она это, Николай. Она, по боли чую. Капитан странно посмотрел на него, присел, заглянул. Выпрямился, запыленное лицо бледнело на глазах. – Что же это, Василий Иванович? Да почему же здесь?.. – Вели вытащить. Пошли за врачом и пролеткой. Может, жива еще. Может, жива… Немирович-Данченко без сил опустился на землю. Он смотрел, как солдаты споро расширяют лаз, как Николай, отодвинув их, протискивается под нижний венец балагана. Смотрел и не видел: плыло все перед глазами. Увидел только тогда, когда из-под балагана показалась женская голова со спутанными, дыбом стоящими, забитыми желтой глинистой пылью когда-то темно-русыми волосами… — 326 —
|