|
– Но ведь рыбу ножом нельзя! – Все можно, – ответил Владимиров, отчего-то вздохнув. – Вы уроженка этих мест? – Да. Чалдонка. – Экая вы светлая… Прямо-таки солнечная. И брови вразлет, сибирские. Моя жена была сибирячка, я женился, когда был ссыльным поселенцем в Минусинске. Владимиров достал из кармана потрепанный, изопревший плоский бумажник и вынул несколько фотографических снимков. – Вот она, – протянул он Нине старую карточку. – Красивая… – А это мой сын, Всеволод. Нина взяла фотографию сына и обмерла: на нее глянул ротмистр Исаев Максим Максимович, из колчаковской пресс-группы. Нина тогда была в комсомольском подполье, и ребята хотели при отступлении Колчака расстрелять или захватить главных адмиральских щелкоперов: Ванюшина и Исаева. Но Ванюшин ушел с поездом семеновцев в самом начале двадцатого года, а Исаев тогда исчез, словно в воду канул. – И сын очень красивый, – сказала Нина. – Его как звать? – Всеволод. Нина еще раз посмотрела фотографию: ошибиться она не могла. – У него очень волевое лицо, – сказала она. – Да, он необыкновенно волевой человек. – А он в Москве? – Мы вернулись из Швейцарии в семнадцатом. С тех пор он в Москве. Правда, он уезжает часто и надолго. В это время дверь отворилась и вошел старик с большим чайником и поленцами под мышкой. Он отворил ногой заслонку буржуйки и сунул туда три поленца. Дрова были сухие, сразу занялись. – Весна ныне тяжелая, с задержью, – сказал Никодим Васильевич, – давно так не цепляло зимой за светило. – Это все Бог, – улыбнулся Владимиров и чуть подмигнул Нине. – Это он мстит сынам своим. – Разве нет? Порушена жизнь, и месть за нее будет воздана по всей строгости правды… – Старая ведь жизнь порушена… Старая… – А что в ней было плохого – в старой? – Я должен обратить вас к «Откровению Иоанна». Помните, у него, по-моему в двадцать первой главе, есть великолепные строки: «И сказал сидящий на престоле: се, творю новое!.. Боязливых же и неверных, и скверных, и убийц, и любодеев, и чародеев, и идолослужителей, и всех лжецов – участь в озере, горящем огнем и серою…» – А очень просто, – ответил Владимиров, положив Нине еще один кусочек сахару. – Библия – великолепный памятник народной культуры. Народ мудр, Никодим Васильевич. Надо бы, и я думаю, – мы это в будущем сделаем, – ходить по деревням, по рабочим кварталам и, не торопясь, не по-газетному, а серьезно, записывать разговоры людей. — 92 —
|