|
Прохоров захохотал: – Ты что, серьезно к ней присох? – Это ты к чему? На себя потянешь? Пока не отдам. Не проси… – Как ты уговорился-то с ним? – Он поедет туда, куда я скажу, и в то время, когда попрошу, а ты или там кто из твоих посмотрят: один он выехал или поволок с собой ребят с Лубянки. – Это ты ничего придумал. А как он сказал про согласие? – Сказал, что деньгами все не возьмет. – Это как? Ему и для родителей гроши нужны… – Он сказал, чтоб десять миллионов деньгами, а остальные в ценностях. Половину – бриллианты и сапфиры, половину – золото, в браслетах, кольцах и монетах. Прохоров выпил, подышал салом, рассмеялся: – Ах, Тернопольченко! Якобинец! Сын Маркса! Каков, а?! – Ты такой же, – сказал Сорокин. – Не лучше… Будников быстро взглянул на Галю и кивнул ей головой: – Пора. Я боюсь, он сейчас развалится… Иди, Галка. – Ты это чего? – удивился Прохоров. – Я-то здесь при чем? – При том… К стенке ставишь работягу, когда он пуд хлеба уворует, а здесь миллионами вертишь – нет разве? – Сорока, ты чего? – Ничего… Я еще хуже, не обо мне речь… Дверь отворилась без стука… – Здравствуй, Сорока, – сказала женщина, сверкнув цыганской, быстрой улыбкой. – Без меня гуляете, мальчики? – Это Роза, – сказал Сорокин, – знакомься… – Ненахов, Константин, – представился Прохоров, – мы тут, вас дожидаясь, немного позволили. Галя взъерошила волосы Сорокину и ласково попросила: – Миленький, пойди голову холодной водичкой вымой, тебе лучше станет… – Пойди освежись, – хохотнул Прохоров. – Добром просим… Сорокин быстро поднялся и вышел из комнаты. – На брудершафт? – предложил Прохоров. – Давай, Розочка! – Я финь-шампань не пью, я только легкое вино себе позволяю. – Для первого раза можно рюмашечку крепенького – от него голову крутит, как в вихре вальса. – У меня и с легкого кружится все в голове, Костя. – Со свиданием. Он выпил залпом полстакана коньяку, обнял Галю и жадно поцеловал ее. Она хотела было легонько освободиться, но он обнимал ее все крепче – руки у него были сильные, словно тиски. Галя уперлась ему кулаками в плечи, продолжая улыбаться, но только лицо ее побледнело. – Не сейчас, Костя. Сейчас нельзя, Сорока войдет. – Он заснет сейчас, – ответил Прохоров и, подняв Галю, понес ее на диван. – Сорока! – крикнула Галя, чувствуя себя бессильной и жалкой с этим могучим сопящим человеком. – Сорокин! — 88 —
|