|
«В 17.50 Шмельков вышел из магазина и отправился пешком на Театральную площадь. Там он зашел в столовую Второго дома Советов в бывшем „Метрополе“, получил по талону обед, а после долго прогуливался по улицам, изредка смотря на свои часы – серебряные, неправильной формы. Ни с кем не беседовал, в подъезды не прятался и не оглядывался в целях проверки. В 19 часов он вошел в дом 6 на Дмитровке, в квартиру гр. Кропотова». «В 18.35 Газарян, зайдя домой, взял письмо из почтового ящика и, пробыв в квартире не более пяти минут, отправился пешком на Дмитровку, в дом 6, к некоему Кропотову Николаю Капитоновичу». Мессинг отложил в сторону эти только что полученные донесения своих сотрудников. Он долго сидел, тупо уставившись в список телефонов, положенных под стекло на его большом столе. Перед его глазами стояло лицо Газаряна: он беседовал с ним примерно месяц назад о том, в какой мере налаживается работа в Главном хранилище ценностей республики. «Что же это такое, – горько думал Мессинг, – что же творится?! Кому тогда верить, если не Газаряну, который требовал смерти всем, кто грабит республику? Если он был врагом перед тем, как пришел к нам, если он маскировался – это плохо, но это еще полбеды, а если он стал таким, получив возможность воровать золото? Неужели в золоте действительно заложена какая-то магическая, страшная сила? Неужто люди перед ней бессильны?» Сорокин за этот день сдал в лице, но глаза его сияли сейчас и щеки горели нервным, синеватым румянцем. Мессинг заметил, что румянец казался неестественно ярким из-за того, что мелкие сосуды на щеках Сорокина были багровыми. – У тебя как с давлением? – спросил Мессинг. – Нормально, – ответил тот. – Ну что? – Ничего… – Я ничем больше помочь не могу? – Я тебя для этого и вызвал. Не спал еще? – Какое там спал… – Это зря. Без сна замучаешься. – Когда мы всех их возьмем – тогда высплюсь. Мессинг отметил, как Сорокин сказал – «мы их возьмем». – Слушай, Сорокин… Ты не думай, что если ты нам помогаешь, то на трибунал я тебя не выведу. И я не убежден, что трибунал сохранит тебе жизнь… – А я жизни не хочу, – очень искренне ответил Сорокин. – Она мне мерзостна, и сынишке будет в тягость. – Ты Прохорова хорошо знаешь? – Пили вместе… – Ты сможешь с ним увидаться? – Не понимаю… – На Мерзляковском, у Розы, сможешь его принять? – Смогу. Для дела – смогу! – Не сорвешься, не переиграешь? — 86 —
|