|
– Ах, вот даже как?! Пистолет дать?! Может, саблю для харакири? Скажи на милость – напакостил, и пистолет ему подавай, руки на себя наложить хочет. Мессинг еще раз перечитал показания Сорокина, аккуратно сложил листки бумаги и сунул их в папку. – Больше ничего не припоминаешь? – Написал бы. – Ах, Сорокин, Сорокин… Дурашка… Придумал бабу беловскую. Нет у него никакой невесты, он по шлюхам таскался, Белов-то… Очную ставку сейчас с ним получишь: он тебе выложит про невесту, Сорокин, глаза б мои на твою поганую морду не смотрели… – Не мог этого Белов показывать, не мог, товарищ Мессинг! Мессинг позвонил по внутреннему телефону и попросил: – Приведите ко мне Белова. – Какой смысл в очной ставке? – вздохнул Сорокин. – Я его и в глаза-то ни разу не видел. Они закурили. Мессинг молча разглядывал Сорокина, его красивое сильное лицо с высоким лбом и хрящеватым носом. Сорокин смотрел себе под ноги и курил не затягиваясь, только набирая помногу дыму в рот; щеки его при этом надувались, и казалось, что он собирается пускать мыльные пузыри. – Дети есть? – Да. – Много? – Один. – Сколько ему? – Два годика. – Жена работает? – Да. – Где? – На вокзале. – Что делает? – Кассир. Конвоир ввел Белова и спросил: – Товарищ Мессинг, мне выйти или присутствовать? – Выйдите… Садитесь, Белов. Этого человека вы знаете? – Нет. – Ладно. Теперь вот что… Как звали вашу невесту? – Я уже показывал, гражданин Мессинг, что невесты у меня нет. На кой они, невесты, в наше-то время? Они теперь сразу норовят ребенка на шею навесить. Белов истосковался в одиночке без человеческой речи, и поэтому сейчас им владело желание слушать, смеяться, отвечать, задавать вопросы – только б не гнетущее постоянное молчание. – Мне один говорил, – продолжал он, торопясь и сглатывая гласные, опасаясь, что его перебьют, – что в семейной жизни надо обязательно иметь парочку подруг помимо жены: тогда на свою больше тянет. А разве жена это поймет? Теперь для них свобода – как что, так сразу по мордам, а управу разве сыщешь? – Хватит, Белов, – поморщился Мессинг. – Так мне ж это взрослые говорили! – Стоп, – перебил его Сорокин, – погоди, Белов. Тебе фамилия Прохоров что-нибудь говорит? – Нет. Ничего не говорит… – Никогда такой фамилии не слыхал? Мессинг напрягся – он видел, как что-то сломалось в лице Сорокина после откровений Белова. Лицо его сейчас изменилось до неузнаваемости – заострилось, нос стал еще длиннее, и явственно обозначились впадины возле висков, как у стариков. — 83 —
|