|
Давайте предположим, что в древние времена существовал человек, который, в самом истинном смысле слова, привел Манас к выражению в себе, который наверняка переживал Ахамкару, однако позволял ей как индивидуальному элементу оставаться больше на заднем плане и по счету своей внешней активности культивировал Манас; затем, согласно законам более древних, немногочисленных, человеческих кругов - и только полностью исключительные люди могли переживать их - такой человек должен был бы стать великим законоведом, лидером больших масс людей. И было бы не удовлетворительным определять его тем же образом как других людей, но должно было бы назвать его по его выдающейся характеристике как носитель-Манаса; в то время, другой только мог быть назван как носитель-чувств. Говорилось бы: это есть носитель-Манаса, он есть Манас. Когда мы пересекаемся с определениями, принадлежащими тем древним временам, мы должны принимать их как такие описания самого выделяющегося принципа человеческой организации, который наиболее сильно выражал себя в нем в той особенной инкарнации. Предположим, что в особенном человеке, то что было наиболее особенно выражено, было тем, что он ощущал Божественную инспирацию в себе, что он отложил в сторону все вопросы регулирования своих действий и познаний посредством того, что внешний Мир учит через чувства и посредством того, что разум учит через мозг, но слушал вместо этого во всех вещах Божественное Слово, которое говорилось ему, и сделал себя вестником Божественной субстанции, которая говорила из него! Такой человек был бы назван Сыном Божьим. В Евангелии Св. Иоанна такие люди назывались Сынами Божьими, даже с самого начала первой части. Существенной частью было то, что все остальное было оставлено без рассмотрения, когда такая значимая часть была выражена. Все остальное было неважным. Предположим мы должны были бы встретить двух человек; одного, который был обычным человеком, который позволял Миру воздействовать на него через его чувства и размышлял об этом впоследствии рассудком, связанным с его мозгом; другого, в котором излучалось Слово Божественной мудрости. Согласно древним идеям мы должны были бы сказать: Первый есть человек, он был рожден от отца и матери, был рожден плотью. В случае другого, который был вестником Божественной субстанции, никакого рассмотрения не уделялось бы тому, что составляет обычную биографию, как это был бы случай с первым, который созерцал Мир через свои чувства и посредством разума, принадлежащего его мозгу. Описывать биографию второго человека было бы глупостью. Ибо факт, что он носит плотское тело был бы только несущественной, а не существенной вещью; оно было, так сказать, только средством через которое он выражал себя для других людей. Следовательно мы скажем: Сын Божий рожден не от плоти, но от непорочности, девственности, он рожден непосредственно от Духа; другими словами, то что существенно в нем, через что он является ценным для человечества, снисходит от Духа, а в древние времена это было единственным, что почиталось. В определенных школах инициации, посвящения большим грехом рассмативалось бы то, чтобы описывать обычную биографию, которая только ссылалась на обычные события человека, о котором было распознано, что он был замечательным, вследствие высших принципов своей человеческой природы. Любой, кто сохранил даже немного чувства высших принципов тех древних времен не может не рассматривать таких биографий, какие написаны о Гете, как в высшей степени абсурдными. Теперь давайте вспомним, что в те древние времена человечество жило с идеями и чувствами проникнутыми убеждением, что такой человек, Ману, в котором Манас являлся преобладающим принципом, появляется однако редко, должно ждать долгие эпохи, прежде чем он может появиться. — 26 —
|