Антология странного рассказа

Официанты смеялись чему-то своему. Им было не до нас и нашего сюжета.

Я тоже не хотела оставаться в этом сюжете, мало того, я знала, как он будет развиваться и чем закончится.

— Не нравится, — сказала я.

— Что не нравится? — спросила она.

— Твой сюжет мне не нравится, — я пробовала разозлиться.

Она в ответ хохотнула.

— Хочешь сказать, у тебя есть свой? — Она меня понимала. Она понимала меня чем-то другим: я знала, что ума у нее (или того, что называют умом другие) было немного.

— Есть, у меня есть свой сюжет, — заорала я и тут же принялась подтверждать свои слова делом.

Кафе закружилось, как карусель. Я медленно подступила и приступила к своей женщине. Я преступила линию своего закона. Маленький пистолет сына (игрушка, которую забыл он у бабушки и за которой я ездила сегодня) оказался как нельзя кстати.

Я обняла свою цель резко и приставила пистолет к ее груди (естественно, на уровне сердца). Банально, да? И что с того? Сердце вообще банальный орган, потому как самый известный (спорить глупо): все о нем знают всё, никаких тайн — только стук и остановка.

— Я убью тебя, хочешь? — произнесла я вежливо, уважая свою жертву за предстоящую смерть.

Она засмеялась не смехом. Даже не засмеялась, а мелко-мелко заскавчала. Слово украинское, да, но завизжала и заскулила — не то, поэтому лучше меня сейчас не трогать. И вообще, не лезьте сюда в эту минуту, абстрагируйтесь, не проникайте в сюжет глубоко: предупреждаю, убьет!

Теперь не бойтесь. Больше вам ничего не грозит.

— Ты что, дура? — Она пробовала звать на помощь.

— Дура-дура, поэтому никто тебя не спасет, если ты попробуешь открыть свой рот не для еды.

От неожиданности она села на пол, стала вытряхивать из сумок шмотки, банки с какими-то продуктами, затем вдруг ни с того ни с сего принялась запихивать их ко мне в пакет.

— Бери все! У меня много.

Я опустилась, я устроилась рядом, не отрывая пистолета от ее груди.

Тут началось самое веселое. Она зарыдала: сентиментальные сопли и горячие слезы должны были бы отравить мне душу, но у меня с собой, как говорится, было противоядие.

— Перестань ныть, все равно умрешь, — я настаивала на тишине.

— Можно не сегодня? — попросила она.

— А когда?

— Договоримся.

— Ладно.

— Тогда открывай.

— Сама.

Руки у нее дрожали. Она не могла открыть обыкновенный пакет с портвейном.

— Убери пистолет, — жалобно заглянув мне в глаза, она первый раз улыбнулась.

— Сначала выпьем.