В отличие от Коляныча, я в это не верил. Мало ли, на что рассчитывал Кутузов. Может, я ему и подходил. Но не факт, что подойду другому. Чай остыл. Я рассеянно прихлебывал его, когда Колька вдруг хлопнул себя ладонью по лбу. — Ну мы и ослы! Где книга? Где боевой Карлос? Я подскочил. Как мы не сообразили сразу?! Нужен совет? Так вот книга! Открывай на любом месте и прочти! Томик обнаружился в прихожей. Доставив его на кухню, я плюхнулся на свою табуретку и толкнул книгу через стол к Кольке. — Ты додумался, так что — давай! Мой друг прикрыл глаза, посидел так некоторое время, а затем быстро развернул томик вокруг оси и распахнул, впившись взглядом в нижний абзац слева. И лицо его приняло озадаченное выражение. Я потянул книгу к себе и прочел: “…Слушая ее, Нагваль все больше убеждался, что знак указал ему на нее самым своеобразным образом. Знак скорее походил на приказание…” Подняв взгляд от строки, я увидел, что Коляныч внимательно смотрит на меня, вопросительно приподняв бровь. — Кажется, нам надо ожидать Знак. И еще какая‑то “Она”. Знак подаст женщина? Но где? — Ты неподражаем, — Коляныч изобразил, как я глубокомысленно закатываю глаза. — Однако ты прав. А насчет “где”… Он взглянул на стену за моей спиной, на которой висела карта Питера, и… Схватив с холодильника дротик для “Дартс”, метнул его в план великого города. Дротик вонзился прямо в значок, обозначающий станцию метро “Площадь Мужества”. Мы переглянулись. Похоже, что завтра мы там дежурим. * * *Ночь, как ни странно, не принесла никаких неприятных ощущений. Как говаривал старина Фрейд в одном известном анекдоте, “бывают просто сны”. На следующий день без четверти двенадцать мы с Колянычем вышли на станции метро “Лесная”. В ту благословенную пору перегон между “Лесной” и “Мужества” работал как часы. Еще не крутились бешеные “бабки” на “маршруточном” бизнесе, не работали многочисленные магазины и ларьки и разнообразных хануриков на выходе было куда как поменьше. Тихо, пыльно, печально. Однако мы вышли наверх именно здесь, чтобы пройтись пешком и настроиться. На всякий случай за поясом у каждого было спрятано по короткой текстолитовой палочке. Явара в умелых руках — серьезное оружие. Наши руки были уже достаточно умелыми. Практи‑ка‑с, господа! Переход к “Мужества” занял у нас почти полчаса. Шли через парк “Лесопилки”[29]. На меня это место всегда навевало странные мысли. Сам воздух, казалось, был здесь какого‑то другого качества, деревья необычных пород, суетящиеся студенты с рейками, старые домики, теннисный корт. Лучи солнца били сквозь кружево листвы янтарными клинками. Все вокруг казалось ярким, необычайно прозрачным и легким, как часто бывает осенью. Тысячекратно прав Костя Кинчев — осеннее солнце гиперсюрреалист! Как еще именовать ощущения, когда, путешествуя по аккуратным дорожкам, слушая шорох опавшей листвы, за очередным поворотом вдруг натыкаешься на серое бетонное чудовище. Испятнанный тенями как камуфляжем угловатый бункер времен последней Отечественной войны. Именно “гипер”, и именно “сюр”! И чудится под тяжкими слоями бетона некая тайна. Давняя и, как водится, покрытая мраком. Студенты “Лесопилки” поговаривают, что под парком прячется целый укрепрайон, в переходах и туннелях которого в войну работал патронный завод. После сорок пятого его законсервировали, а то и просто забросили. — 58 —
|