Ученица мага. Моя жизнь с Карлосом Кастанедой

ние руки, букеты, серенады и пренебрежение, затем возвращение, дополненное чувствами с высоким накалом. Эта тактика включала также раздачу безде­лушек, колец и объявление помолвки — все, чтобы леди не захотелось устроить ему трудные времена. Он действительно хотел нравиться, любил произно­сить монологи, и когда он не был „испуган» чем-то или кем-то (как правило, человеком, чьи знания он планировал превратить в капитал), то он вел себя очень забавно, зло передразнивая оппонента. Кар­лос отчаянно нуждался во внимании и оправдании, независимо от того, что он делал... Его потребность в лести была огромна».

Когда Карлос говорил о сексе на своих лекциях, те, кто читал его прежде, задавались вопросом: почему этой информации не было в книгах? Фло­ринда на это мне ответила: «Если бы мы только допустили мысль о возможности заниматься сек­сом, об этом говорили бы все!» Как я понимала, ирония состояла в том, что отсутствие этой темы лишь сильней возбуждало любопытство, которое маги стремились удовлетворить.

Публично проповедуя безбрачие, нагваль пой­мал мужчин на «уловку двадцать два». Он беспо­щадно дразнил тех, кто сопротивлялся обаянию привлекательных женщин, не занимался сексом, упуская возможность стать «хорошим воином». Ре­шение этой головоломки, должно быть, мучило учеников. Любимым персонажем, забавлявшим! его, был его давно умерший дедушка, который учил его, мальчишку: «Ты не можешь трахнуть всех женщин в мире, но ты можешь попытаться!» Кар­лос утверждал, что считает эту философию отвра­тительной, не приносящей радости, но к концу его жизни стало ясно, что он следовал ей. Муни была убеждена, что Карлос совратил больше женщин, чем кто-либо другой в нашей истории.

— Даже больше, чем Уилт Чемберлен? — спро­сила я скептически.

— Ха! — рассмеялась она. — Уилт ничто перед ним!

Мужчин и женщин время от времени исключа­ли из групп и обязательно из «внутреннего круга», если обнаруживали, что они имели сексуальные от­ношения. Одна ученица сказала Кастанеде, что ча­стенько занималась проституцией, и ей, как исклю­чение из правил, было разрешено этим заниматься и далее, так как предполагалось, что эмоциональ­ные связи отсутствовали. Было ли это противоре­чие порождением извращенного упрямства Карло­са в духе «доктора Джекила и мистера Хайда» или действительно это было дидактической техникой? Или это были жадность и самовлюбленность Карло­са, позволившие ему рационализировать свое соб­ственное стремление к завоеванию и поддержанию власти, предотвращая тем самым «взрыв парового котла»? Флоринда подливала масла в огонь всей этой неразберихи (в моем случае — постоянно), подшучивая надо мной по поводу половины мужчин в группе: «Какой настоящий мужчина согласился бы на такие требования? — глумилась она. — Сопо! Тут нет никого с яйцами!» Тайно, с чувством вины, я продолжала получать радость от ухаживания, при­творяясь, что согласна с учителями, которые утвер­ждали, что это было бременем «человеков».