|
Иной читатель вправе спросить: а для чего автору понадобилось столь пространное отступление в биоритмологию? Конечно, лечение депрессивных расстройств и прочих болезненных состояний, связанных с нарушением естественных ритмов, — штука, надо полагать, важная, но какое отношение эти узкоспециальные вещи имеют к памяти, мышлению и творческим озарениям? Вопрос вполне резонный, и мы спешим удовлетворить любопытство скептически настроенного читателя. Группа ученых из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе пыталась понять, каким образом человек ощущает ход времени (и, между прочим, довольно точно!), когда он лишен всяческих ориентиров — как заурядных наручных часов, так и их природных аналогов вроде положения Солнца на небосводе. Оказалось, что эта функция не локализована в какой-то специфической области, а распределена по всему головному мозгу. Каждый раз, когда мозг обрабатывает поступивший извне сигнал (звук определенной тональности или вспышку света — роли не играет), сенсорное воздействие запускает каскад реакций между клетками головного мозга. Это отдаленно похоже на брошенный в воду камень, от которого образуются круги на воде: чем дальше ушла волна, тем больше прошло времени. Компьютерный анализ показал, что нейронная сеть умеет вести отсчет с момента очередного воздействия, отталкиваясь от общей картины затухающих реакций. Модель так же показала, что эта временна ? я отметка кодируется в контексте событий, которые предшествовали «запускающему» событию (брошенному камню). Другими словами, мозговой ансамбль, построенный из множеств нейронов, обладает способностью вычислять события, предшествовавшие вспышке, и указывать, когда именно они произошли. По мнению специа листов из Ка лифорнийского университета, внутреннее измерение времени лежит в начале таких наших способностей, как распознавание речи и восприятие музыки. Если это действительно так, то важность этих выводов трудно переоценить. Значительная часть вопросов, связанных с функционированием биологических часов у человека и других млекопитающих, до сих пор остается без ответа. Мы не знаем, сколько этих хронометров, как они взаимодействуют между собой, и есть ли в организме главный водитель ритма, по которому настраиваются все остальные часы. Только одно мы можем сказать совершенно определенно: вариации циркадных ритмов, время от времени перерастающие в полноценную депрессию, для чего-то нужны эволюции. Это азы популяционной генетики. Если внутри некоего сообщества имеется несколько вариантов одного и того же гена, значит, хотя бы некоторые из них полезны, а потому бессмысленно выстраивать сравнительную ценность «жаворонков» и «сов». Есть маленькие собаки, и есть большие собаки, но маленькие собаки не должны смущаться существованием больших: каждая обязана лаять тем голосом, какой Господь Бог дал (Антон Павлович Чехов). Так и здесь: биологическое разнообразие по генам суточного ритма может иметь большой приспособительный смысл. — 117 —
|