|
«вошел во вкус любви» и с тех пор «сильно охоч до баб». Любил всегда природу, «какая бы ни была природа, собака, кошка, но особенно лошадку, я в армии 3 года на ней катался». Отличался всегда практичностью и аккуратностью, что подтверждает и его жена. «У меня все дивуются насчет порядку, куда ни пойди — все на месте, хозяйки, как заходят, удивляются». К общественным делам никогда заметно не тянулся. «Я на них не обращаю внимания, я на это дело малограмотный, мое дело поесть, посмеяться, поспать, выпить». Способен был раньше и способен сейчас трезво признать свою вину (хоть и с шуткой), но что такое сомнение, самоанализ — не может понять: «Что ты, батюшка! Сомнения? Я их не умею, я их не учил. Это не хорошо, это не "гуд"!» Систематически злоупотреблять алкоголем стал с 24 лет, после службы в армии. Любил выпить и раньше. Еще в 20 лет заметил, что «крепок на водку». Пил для того, чтобы еще лучше поесть (поесть очень любил). После армии почти каждый день выпивал за обедом, за ужином или даже за завтраком по 0,5 л водки, «пьяным не делался, только еще веселей и еще больше ел». После 0,5 л водки грузил, кочегарил и никто не замечал, что выпил. Через 1—1,5 года после армии (25—26 лет) жена заметила, что стал «плохо, путанно спать», часто просыпался после выпивки, чего-то боялся («а раньше храпел, как лев»). Через 2 года после армии (26 лет) уже «лечил» по утрам дрожь в руках и боязливость опохмелением. Не отказывал себе в опохмелении. «Что ж делать! Тело требует, кишки тянут. Давай, давай, выпей! Как магнитом тянет». Пил всегда только водку («что с вина толку-то!»). Перед войной выпивал ежедневно около 1 л водки в день «для аппетита» и, действительно, выпив, прекрасно ел. Если полдня-день не пил, делался раздражительным, злым, придирчивым. Выпив, становился «веселым добрым юмористом». В начале войны (август 1941 г.) попал в плен. Работал там в тяжелых условиях (рудники), освобожден только в 1945 г., в плену не удалось выпить ни капли спиртного, сперва очень «скучал» по водке, потом «привык». Вернувшись на родину, работал грузчиком, ассенизатором и почти каждый день опять был пьян. По утрам «трясся» и непременно опохмелялся. 17 лет назад (45 лет) поступил работать в «трест очистки»; подобранные во дворах выброшенные вещи сдавал утильщику, стало больше «вольных» денег, стал пить больше 1 л водки в день. Продолжал, однако, обильно с удовольствием закусывать. Ни разу в жизни не было рвоты. Не отмечено до сих пор ни одного истинного запоя, ни одного прогула, ни разу не был в вытрезвителе. 14 лет назад (48 лет, 22-й год болезни) жена заметила, что в пьяном виде становится «дурной» (раньше пьяный был веселый, покладистый). «Гневный, как зверь», придирчивый, «бешеные глаза». Поест и кричит жене: «Ты мне есть не даешь!» Ночью не спит, стаскивает с жены, дочери одеяло, хватается за нож, без оснований ревнует жену. Не раз в пьяном виде бросал в мусоропровод обед, ужин. Однажды пьяный бегал за женой и дочерью с топором, грозился порубить. Протрезвев, не мог этого вспомнить. Вообще последние 10 лет болезни многое, что творил пьяный, забывает независимо от количества выпитого. Последние 3—4 года болезни кричит по ночам, что «бегут за окном черти», просит жену смотреть на них вместе с ним, стал пропивать вещи, когда жена лежала в больнице, пропил ее пуховый платок, пил и суррогаты (денатурат, резиновый клей БФ и пр). — 357 —
|