|
очень интересно изучать, поскольку уже богаче всем этим многих других людей с другим детством. Стал ходить в научно-студенческий психиатрический кружок, внимательно, конспектируя, читать главные (назвал отец) психиатрические книги, учиться гипнозу, делать юные доклады на заседаниях кружка. Особенно запали в меня тогда три книги. Они и сейчас в своих подробностях живут во мне. Это «Строение тела и характер» (1930) Эрнста Кречмера (1888— 1964), «Клиника психопатий» (1933) Петра Борисовича Ганнушкина (1875—1933) и «Опыт практической психотерапии» (1959) Семена Исидоровича Консторума (1890— 1950). Погружаясь в эти книги, все более подробно изучал-понимал свои болезненные особенности и болезненные особенности знаменитых людей, узнавал-понимал, кто есть я сам, мои близкие, знакомые по природе своего характера или хронической душевной болезни. Выходило, что патологическая душевная слабость, недостаточность может быть одновременно высокой творческой общественной ценностью, так как без этой слабости невозможна диалектически с ней связанная сила. Остается стараться делать свое сильное, к чему предрасположен природой, и не делать того, что, при громадной затрате времени и сил, все равно будет получаться, во всяком случае, не лучше, чем у других. Все это, в сущности, так просто и так давно известно. Но одно дело понимать, а другое — целебно прочувствовать это, например, то, что написал в прошлом веке китайский художник Шэнь Фу: «Журавль хорошо танцует, но не может пахать, бык умеет пахать, но не танцует. Такова природа вещей. Ты, наставляя ее, хочешь невозможного, к чему же зря стараться?» (Шэнь Фу, 1979, с. 46). Целебно прочувствовать это — значит для здоровья и пользы дела помочь журавлю не пахать, а быку — не танцевать, даже при всем их желании жить, как другие, «как все». Оттого, что все это обдумывал, познавал, изучая научное и художественное с поиском людей, подобных себе, близким, знакомым, в книгах и картинах, оттого, что сам писал рассказы, примеривая их дух, стиль к рассказам известных писателей и так же клинически рассматривал творчество других участников студенческого литературного кружка, — становилось мне ощутимо лучше, легче душевно: кристаллизовалась научно-целебная ясность-стройность в душе. То есть я, выходит, лечился творческим изучением психиатрии, психотерапии, клиническим постижением литературы и искусства. Из этого и вышла моя TTC. Уже в самом начале врачебно-психиатрической работы давал пациентам, похожим на меня своими душевными трудностями, читать-изучать мои любимые книги, и мы вместе разбирались в сложных местах этих книг, уточняли особенности, характеры друг друга, размышляя, где и как вот такой характер стоит попытаться с пользой применить, чтобы жить «по себе», в целебной творческой одухотворенности. В 1969 году вышла моя работа о том, как метко видели-понимали образованные россияне в XVIII веке разные человеческие характеры, их дурные и прекрасные черты (Бурно М., 1969), а в 1970 году — первая работа о том, как психотерапевтически руководил изучением характеров пациентами (Бурно М., 1970). Основное теоретическое положение П.Б. Ганнушкина (1933) и Э. Кречмера (1934), которому следовал как завещанию, состоит в том, что врожденный патологический характер, как и практически врожденная мягкая хроническая душевная болезнь, не есть судьба. Судьба — то, оказался или не оказался человек с его неизлечимыми болезненными душевными трудностями в таком благодатном жизненном пространстве, в котором он способен быть общественно-полезным самим собою. Тогда патологическое может как бы и не выявляться для окружающих и для него самого. Оно спрячется внутри человека, смягчаясь-растворяясь в целебно-творческой жизни, претворяясь в творческое самовыражение, как, например, тревожные сомнения психастеника Дарвина, сомневавшегося там, где не сомневались другие, «написали» его книги, а заодно принесли автору многие годы целебного творческого вдохновения сквозь его тягостные ипохондрии и застенчивость. TTC и есть, таким образом, посильная, методически разработанная, планомерная помощь психотерапевта пациенту по «сооружению» этого самого целебно-творческого жизненного пространства (поприща), в котором человек будет с каждым годом чувствовать себя все более здоровым, нежели в других делах, при другой организации его жизни. Психиатр П.Б. Ганнушкин высказал это основное положение просто по жизненным наблюдениям, он не занимался профессиональной психотерапией. Психиатр-психотерапевт Э. Кречмер (как рассказывал мне его сын, тоже психиатр-психотерапевт, Вольфганг Кречмер) помогал пациентам в духе этого положения лишь наедине, советами, без лечебных групп и это свое теоретическое, клинико-пси-хотерапевтическое положение не разрабатывал методически-практически. Сам В. Кречмер (см. Бурно М., 1989) также не склонен был к практическим, клинико-психоте-рапевтическим исследованиям, но теоретически полагал, что «лечение положительными переживаниями и творчеством» составляет высший этап психотерапии, и в — 143 —
|