Клиническая психотерапия

Все это так — и для самых тяжелых наших неврозоподоб-но-сложных эндогенно-процессуальных больных. Такова, например, пациентка Е.А.Добролюбовой (1996), молодая женщина, психолог психиатрической клиники («волею судьбы» она знает свой диагноз), основательно, в течение нескольких лет «прочувствовавшая» TTC. В своей довольно стойкой малообратимой ремиссии она пишет, что вылечить шизофрению, остаться без нее — это остаться «без того, что есть произведения Гоголя, М. Булгакова, Зощенко, Цветаевой, А. Грина, М. Волошина, В. Хлебникова, Батюшкова, Врубеля, Чюрлениса, Стриндберга, Сведенборга, Гойи, Дюрера, Сезанна, Ван Гога, Гёльдерлина, Ж.-Ж. Руссо, Шумана, Новалиса, Гофмана, Рильке, Кафки, Селиндже-ра, Паскаля, М. Пруста, Шопенгауэра, всех не перечислить». «А если не лечить? — продолжает пациентка. — Я имею в виду медикаментозно. И не опасные острые состояния. О себе могу сказать, что, когда есть внешние условия, позволяющие мне быть самой собой, я в лекарственной помощи и психотерапевтических техниках не нуждаюсь (о терапии духовной культурой разговор особый: она есть сама жизнь; да и просто нравственное отношение друг к другу, по-моему, тоже психотерапия, и она необходима и естественна всегда). Лекарства перестала пить давным-давно — тогда, когда почувствовала, что они мешают мне идти к самой себе, мешают думать, чувствовать, жить полноценно, от души, искать свою творческую дорогу, когда подумалось, что заболею от них еще больше, уйдя из жизни в хронический сон, ведь не он — здоровье. Верилось: если бы организму была нужна химическая опора, он бы против нее не восставал. (...) Если бы мне повстречался новый Пуговичник* — с плавильной ложкой для людей без ясного, своего склада души и предложил переплавиться в любой из известных типов характера, оправдалась-отказалась бы — шизофрения тоже работает творчески. И тому — бессчетные свидетельства в науке, литературе, искусстве. Да, хочу быть тем, для кого до сих пор существует лишь одно — презрительно-пренебрежительное название — шизофреник, хочу быть самой собой, потому что чувствую, понимаю и есть объективные доказательства, что именно такая я нужна. Прошу только о нравственной, понимающей человеческой поддержке по временам» (с. 31—33). В одной из своих последних работ Е.А. Добролюбова (1997), продолжая исследовательски углубляться в целебно-творческие ценности описанного ею «полифонического», «шизофренического "характера"», пишет об особом здесь характерологическом радикале — об «абсолютной детской нестандартности»*, «родниково-чистом мироощущении» «полифонистов», без которых невозможно увидеть и показать «ту действительность, которая открывается в их творчестве». «К тому же "взрослые" радикалы (в мозаике характерологических радикалов «шизофренического "характера"» — М.Б. ) способны видеть "соседа" — ребенка, их можно научить маскировать его там, где он может оказаться лишним» (с. 21).