История нравов России. Восток или Запад?

Император не пренебрегал религиозными обрядами и в со­ответствии с укладом домашней жизни участвовал в публич­ных богослужениях. Швейцарский писатель, дипломат и поли­тик А.Валлотон пишет: «Нет сомнения, что царь - человек сложный, импульсивный, противоречивый, часто прибегавший к ухищрениям и уловкам - в делах веры был совершенно искренним» (38, 299). Эта религиозная вера подкреплялась разочарованием в русской действительности, в невозможности осуществить на практике свои прекраснодушные идеалы. Ведь порывы молодости прошли, силы были на исходе, француз­ское свободомыслие к зрелости сменилось религиозным настро­ением. «Александр был прекрасный цветок, но тепличный, не успевший акклиматизироваться, он роскошно цвел при хоро­шей погоде, наполняя окружающую среду благоуханием, но когда подула буря, настало столь обычное русское ненастье, - пишет В.О.Ключевский, - этот цветок завял и опустился» (120, 263). Данная история нравственной жизни была воспро­изведена и в политической деятельности императора, когда воз­никла альтернатива крепостному строю, когда Россия могла пойти по другому пути развития, но этого не случилось.

По смерти Александра I самодержавная власть перешла в руки его брата Николая I, чье царствование представляет со­бой эпоху крайнего самоутверждения русской монархии, «зо­лотой век русского национализма» (212, 254). Характеры Александра I и Николая I противоположны, последнему го­раздо ближе Петр Великий, чем его брат, что не мешает ему ссылаться на заветы «отца» - Фридриха - и Александра I и считать основами «принципов авторитета» прусский партиар-хальный монархизм, образцовую воинскую дисциплину, ре­лигиозно-нравственные устои, служебный долг и преданность традиционному строю отношений. Вполне справедливо заме­тил маркиз А. де Кюстин, что «его немецкая натура (государя - В.П.) должна была долго мешать ему стать тем, чем он является теперь, -истинно русским» (144, 109). В чем же здесь дело? Не будь он самодержавным деспотом, он был бы простым, добродушным человеком. И в данном случае верно положение о том, что в укладе домашней жизни «лежат заро­дыши и зачатки всех так называемых великих событий» (90, 9), в том числе и политических событий.

Истоки характера и нрава Николая I следует искать прежде всего в его детстве, в его воспитании. В свое время Павел I и его жена Мария Федоровна выбрали в качестве воспитателя генерала М.Ламсдорфа, который был хорошим служакой, строгим формалистом, имел грубый, жестокий характер, хо­лодное сердце и стремился всеми средствами и силами «пере­ломить» великого князя на свой лад (236-237). Он особое внимание обращал на недостатки характера и дурные наклон­ности своего царственного воспитанника, указывал на них императрице-матери и считал, что лучшим средством их иско­ренения являются телесные наказания, вплоть до ударов шом­полами. В книге Купера «История розги» подчеркивается, что М.Ламсдорф, «воспитатель Императора Николая I, поз­волял себе бить его линейками, шомполами, хватал мальчика за воротник или за грудь и ударял его об стену так, что он почти лишался чувств, - и это делалось не тайно, а записы­валось в дневники» (143, 152). Необходимо считаться и с атмосферой «малого», гатчинского двора, и с проявившейся с детства, по замечанию императорского биографа М.Шильдера, страстью к военным занятиям (310). Императорская «фа­милия» была отгорожена от живой русской действительнос­ти, в ней внутренний быт получил особый, полурусский, по­лунемецкий склад: «двор родителей Николая был в бытовом отношении под сильным немецким влиянием, благодаря нюр-тембергскому родству императрицы, голштинскому наследст­ву и прусским симпатиям Павла» (212, 250). Вот почему «гат­чинская дисциплина», созданная Павлом и разработанная Аракчеевым, породила традицию неукоснительного повино­вения и распространила ее чуть ли не на все общество.