Большие праздники отмечались торжественно, все присутствовали на божественном молебне, после коего казаки устраивали оружейный салют. В обыкновенные праздничные дни запорожцы зачастую развлекались на кулачных боях; во время этих боев они нередко ожесточались до того, что наносили друг другу страшные увечья, а иногда и убивали кого-нибудь. Однако подобного рода времяпрепровождение выглядело очень скромным по сравнению с тем временем, когда запорожские казаки возвращались из похода. Здесь следует заметить, что во время похода они подчинялись беспрекословно кошевому, или походному, атаману; его власть «была абсолютной и неделимой, как и должно быть у военачальника» (29, 118). После похода атаман снова ничем не отличался от остальных казаков, кроме того, он держал ответ, почему не все замыслы были осуществлены. Затем казаки, прибыв в Сечь, в течение нескольких дней устраивали гульбище, сопровождаемое пушечными и ружейными салютами, музыкой, танцами и попойками. Всех кто бы ни ехал и кто бы ни шел, будь то знакомый или незнакомый человек, гулявшие «лыцари» приглашали в свою компанию и угощали напитками и закусками. В результате подобного гулянья запорожцы пропивали все добытые в походе деньги и добычу, даже попадали в долги. Однако они старались продлить свое веселье, ибо «не на те козак п'е що е, а на те, що буде». И здесь мы встречаемся еще с одним характерным для Запорожской Сечи обычаем - если шинкари или мясники слишком уж повышали цены на свои товары против установленной войском нормы, то дозволялось грабить их имущество. «Пользуясь этим правом, - пишет Д.Яворницкий, -пропившиеся козаки, собравшись в числе около ста или более человек, бросались на имущество виновных и все, что находили у них - продукты, деньги, водку, платье - брали себе; больше всего, разумеется, набрасывались они на горилку: разбив бочку или высадив в ней дно, казаки или выливали водку прямо на улицу, или забирали ее во что попало и продолжали пить» (320, 248). Метко выразился о запорожских казаках бессмертный Гоголь: «Сичь умела только пить да из ружей палить». И это вполне справедливое замечание, прекрасно выражающее нравы запорожского войска. Особенно нравы запорожских казаков - суровые и жестокие - проявлялись в отношении различного рода преступлений. Ведь у них не было собственного законодательного статута, к тому же ими не признавались ни польские законы, ни немецкое магдебургское право, коим пользовались малороссийские казаки даже со времен Богдана Хмельницкого. Они заменили писаные польские законы, как не отвечающие духу малороссов, «здравыми рассуждениями и введенными обыкновениями». Именно обычай, заменяющий писаные законы, считался гарантией прочных порядков в Запорожье; он признавался русским правительством, начиная временем Алексея Тишайшего и кончая веком Екатерины II, когда Сечь прекратила свое существование. — 141 —
|