|
– Мы не в лавке, Бернс, а политика – это не груши, которыми торгуют на базаре. – Ну, это уж просто недостойно вас, Виткевич, – удивился Бернс, – такой чистый человек, а со мною хотите играть в лицейскую наивность. Политика действительно не груша. Слишком хорошее сравнение. Политика – это кожура от перезрелого арбуза, и не нам с вами закрывать глаза, гуляя по краю пропасти. – Если вы, Бернс, довольствуетесь огрызками арбузов, то это говорит просто-напросто о ваших извращенных вкусах. Я огрызков не ем. – Ого! Как понять вас следует? Мне хочется понять вас так, что пост секретаря низок? Виткевич поднялся и ответил гневно: – Бернс, перестаньте. Я теряю уважение к вам. И тут случилось то, чего Бернс потом себе никогда не мог простить. Быстро, шепотом, глотая слова, он предложил Ивану: – Ну хорошо, хорошо, не будем ссориться. Я глава торговой миссии, у меня большие средства. Станьте магараджей – дворцы, гаремы, блаженство созерцательности… Виткевич ударил кулаком по столу. Глаза его сузились гневом, ноздри раздулись, губы стали тонкими и белыми. – Вон отсюда, – негромко сказал он. Бернс спохватился, но было уже поздно. Он понял, что здесь партия проиграна и ничем уже не спасти ее. Сразу стал таким, как прежде: надменным, шутливым, спокойным. Только лихорадочный румянец на скулах выдавал то волнение, которое он только что пережил. – Только тише, – негромко попросил Бернс. – Вам же выгоднее, чтобы все было тихо, потому что здесь я. Что подумает ваш есаул, казаки? Ведь у вас в России очень любят размышлять над подобными казусами. – Вон отсюда! – повторил Виткевич и облизнул пересохшие губы. – Убирайтесь прочь! – Хорошо, мой посол, – уже совсем спокойно ответил Бернс, – я уйду. Но я обещаю вам – а я обещании на ветер не привык бросать, – вы мне дорого заплатите за вашу победу. Это не победа вашего правительства, и именно этого я вам никогда не прощу. Вы пожалеете о том, что сделали. Прощайте. Мы с вами больше никогда не увидимся. И, учтиво поклонившись Ивану, Бернс вышел. Он оказался прав: они больше никогда не увиделись. Ровно через четыре года восставшие афганцы убили Бернса в Кабуле. Но до своей смерти он подготовил не одну смерть для других – знакомых и незнакомых ему людей. В один из дней, когда Дост Мухаммед с утра совещался с военачальниками и посланцами из Кандагара, Виткевич заперся в своем кабинете. Он просидел за столом, не поднимаюсь, часов десять кряду. Писал. Курил кальян и писал, писал не переставая. — 189 —
|