|
– Спасибо, брат. – Нет большей радости, чем радость, доставленная тебе. Помолчали. Покурили. Потом Виткевич сказал тихо: – А я ведь прощаться пришел с тобой, Гуль-джан. – Нет! – Уезжаю, брат! – Нет! Разве тебе плохо у нас? – Мне хорошо у вас. Очень хорошо… – Останься, Вань-джан, – сказал Гуль Моманд. – Я тебе жену найду. Пир устрою. У меня и жить будешь. Иван обнял Гуль Моманда за плечи и прижал к себе. Они так просидели несколько мгновений, а потом оба враз, как будто застыдившись своей чувствительности, встали. Гуль Моманд взял маленький пистолет и протянул его Ивану. – Вот возьми. На счастье. И знай, что в нем живет частица души твоего брата, твоего афганского брата Гуль Моманда. Виткевич взял пистолет из рук афганца и поцеловал рукоять. Затем он снял с ремня свою саблю и протянул ее Гуль Моманду. – Вот возьми. В этой сабле живет частица души твоего русского брата Ивана. И двое высоких сильных мужчин обнялись. Сердце к сердцу. После вечернего намаза у Гуль Моманда собрались друзья. Позже всех пришел Ахмед Фазль, потому что он недавно вернулся из Пагмана. – Вань-джан уехал домой, – сказал ему Гуль Моманд. – Нет! – воскликнул Ахмед Фазль. – Разве ему было плохо у нас? – Когда он прощался, глаза у него были грустны, как у орла, раненного стрелой. – Я должен спеть ему много песен! Он останется, если я буду петь ему песни. Я пойду к нему! Ахмед Фазль опоздал всего на несколько минут. Виткевич уже уехал в Россию. Еще никогда Иван Виткевич не был так уверен в своих силах и никогда раньше он так не понимал главной цели своей жизни, как сейчас, возвращаясь в Россию. «Будет драка у меня с азиатским департаментом, будет, – весело думал Иван. – Да посмотрим, кто кого одолеет. И с Карлом Васильевичем побьемся – ничего, что канцлер…» Он был так смел в своих мыслях и планах оттого, что чувствовал поддержку, любовь и дружбу афганцев, киргизов, таджиков. А человек, чувствующий дружбу целого народа, делается подобным народу: таким же сильным и страстным в достижении своей главной цели. Виткевич специально завернул в Уфу, чтобы повидаться с Перовским. Губернатор растрогался до слез. Целый вечер он продержал Виткевича у себя, слушая его рассказ о поездке, а когда Иван поднялся, чтобы ехать в столицу, Василий Алексеевич сказал: – Истинный ты Гумбольдт, Иван. Горжусь тобой. В обиду не дам, за тобой следом выеду. Нессельроде обойдем – прямо к государю обратимся. — 192 —
|