|
Вечером я послала ему с Маллеши хлеба и овощей. — Он очень неохотно принял еду, — рассказывал мне потом сын. Всю ту ночь я не сомкнула глаз. Какие-то видения преследовали меня. И все глупые-преглупые. Будто учитель женится на мне, вдове, и каждый месяц аккуратно отдает жалованье. Он любит Маллеши, как родного сына, и отдает его учиться в среднюю школу. А у нас с учителем вроде бы еще двое детей… В общем, чепуха одна… Когда я на следующий день повела буйволицу купать на пруд, Сингари, стиравшая там белье, сказала мне, улыбаясь: — Хорошего постояльца ты нашла себе, Савитри. Того и гляди, учительшей станешь. Я прикинулась обиженной и разделала насмешницу на все корки. Но в глубине души была довольна. Я думала, что со временем учитель преодолеет робость, станет ухаживать за мной — и тогда моя мечта сбудется. Но проходили месяцы, а в поведении учителя ничего не менялось. По настоянию Маллеши он начал питаться вместе с нами. За это он платил тридцать рупий в месяц. Я поливала ему из кувшина, когда он умывался. Я же потом подавала чай. Но это близкое общение, казалось, совсем не трогало учителя. Не знаю, поднял ли он хоть раз голову и посмотрел ли на меня как следует. Спрошу о чем-нибудь — кратко ответит. И больше ни звука. Я все удивлялась: с чего он такой, этот учитель? В его-то ли годы быть монахом? И, похоже, не женат до сих пор. Может быть, все дело в шраме? Наверное, он думает, что за человека с таким уродливым лицом вряд ли какая девушка пойдет. А если и пойдет, то скоро почувствует к нему отвращение… Однажды, когда он, умывшись, вытирал полотенцем лицо, я спросила: — Откуда у вас этот шрам, господин учитель? Раскрасневшееся от умывания лицо учителя вдруг побледнело. Ничего не ответив, он повернулся и ушел к себе. Должно быть, я причинила ему боль. Не надо было мне задавать этот вопрос. Наступил праздник Ганеши[95]. В школе, как обычно, занятий в этот день не было. Наевшись пирожков с повидлом, Маллеши с утра ушел с друзьями в Белагави. Вечером в Белагави будут показывать кино, и они решили остаться там ночевать. С тех пор как учитель поселился у меня, мы еще ни разу не оставались вот так, совсем одни. Я надеялась, что сегодня он преодолеет робость и станет вести себя смелее. Большой старый дом. В нем только я да учитель, один на один. Что хочешь, то и делай — никто ничего не узнает. Целый день меня не покидало предчувствие чего-то необычайного. К обеду я напекла пирожков с горохом. Аккуратно причесалась, надела шелковое сари. Долго вертелась перед зеркалом. Щеки у меня разрумянились, должно быть, от волнения. С бьющимся сердцем я подошла к его комнате, толкнула дверь. Учитель читал, сидя в кресле. Услышав шум, он обернулся. Вероятно, сегодня он в первый раз как следует разглядел меня. На его губах мелькнула улыбка. — 207 —
|