Беседы с Кришнамурти

С моря дул бриз, прохладный и свежий, и под Деревом было спокойствие. Горы играли яркими красками, и синие сойки казались очень шумными. Брела корова, за ней — ее теленок, а белка носилась по дереву, издавая громкие звуки. Она сидела на ветке и трещала, и это трещание продолжалось в течение долгого времени, а ее хвост подпрыгивал то вверх, то вниз. У нее были искрящиеся, яркие глаза и острые когти. Ящерица выползла погреться на солнышке и поймала муху. Вершины деревьев мягко колебались, а усохшее дерево на фоне неба смотрелось прямо и красиво. Оно побелело от солн­ца. Рядом с ним было еще одно мертвое дерево, по­темневшее и искореженное, недавно сгнившее. Не­сколько тучек покоились на далеких горах.

Какая странная штука одиночество, и как оно пугает! Мы никогда не позволяем себе приближать­ся близко к нему. И если случайно так происходит, мы быстро убегаем от него. Мы сделаем все что угод­но, лишь бы избежать одиночества, чтобы спрятаться от него. Наша сознательная и подсознательная за­бота, кажется, состоит в том, чтобы избежать или преодолеть его.

Побег от одиночества и преодоление его одинако­во бесполезны. Даже подавленная или забытая боль или проблема находится все еще в вас. Вы можете затеряться в толпе и все же быть совершенно одино­ким. Вы можете быть чрезмерно деятельны, но оди­ночество будет потихоньку надвигаться на вас. От­ложите книгу, и оно тут как тут. Одиночество нельзя утопить в выпивке или с помощью развлечений. Вы можете на время уклониться от него, но когда смех и воздействие алкоголя закончатся, страх одиночества возвратится. Вы можете быть честолюбивы и успеш­ны, у вас может быть огромная власть над другими, вы можете быть богаты знаниями, поклоняться и забываться в глупости ритуалов — делайте все что угодно, но боль одиночества продолжится. Вы може­те существовать только ради вашего сына, ради ма­стера, ради проявления вашего таланта, но одиноче­ство наступает на вас, подобно темноте. Вы можете любить или ненавидеть, убегать от него в соответ­ствии с особенностями вашего характера и психоло­гическими потребностями. Но одиночество уже здесь, ждущее и наблюдающее, отступающее только затем, чтобы приблизиться снова.

Одиночество — это осознание полной изоляции. А разве наши действия не самоогораживающие? Хотя наши мысли и эмоции направлены наружу, явля­ются ли они не исключающими и разделяющими? Разве мы не ищем господства в наших отношениях, в наших правах и владениях, таким образом созда­вая сопротивление? Разве мы не расцениваем дело как «ваше» и «мое»? Разве мы не отождествляемся с коллективным, с целой страной или с каким-ни­будь меньшинством? Разве не все наше намерение состоит в том, чтобы изолировать себя, отделить и отделиться? Сама деятельность «я» на любом уров­не является способом изоляции. Одиночество есть осознание себя без какой-либо деятельности. Дея­тельность, физическая или психологическая, стано­вится средством самопроявления, и когда нет ника­кой деятельности, появляется осознание пустоты «я». Именно эту пустоту мы стремимся заполнить, и в заполнении ее мы проводим нашу жизнь благород­ным или позорным образом. Может показаться, что в заполнении этой пустоты благородным образом нет никакого социального вреда, но иллюзия по­рождает невыразимое страдание и разрушение, ко­торое не сразу проявится. Жажда заполнить эту пу­стоту или сбежать от нее, что в принципе одно и то же, не может быть возвеличена или подавлена. Так что же это за объект, который нужно подавить или возвысить? Разве этот объект — не иная форма этого влечения? Объекты влечения могут меняться, но разве не все увлечения похожи? Можно поменять объект вашего увлечения с выпивки на воображе­ние, но без понимания процесса увлечения этим иллюзия неизбежна.