Доктор Бадмаев. Тибетская медицина, царский двор, советская власть

Стоит удивляться, до какой потери чувства реальности дошло русское общество к 1917 году во главе с Государственной думой! С чего эхо все как взбесились? За что обличали царскую чету? Шла война с переменным успехом, начали ее немцы. Был период, когда у русских не хватало снарядов, но вскоре снабжение нала­дили. Петроград не испытывал голода (сравним с блокадой Ленин­града во вторую мировую войну, когда большая часть горожан, около двух миллионов человек, вымерла от голода); в феврале из-за морозов наблюдались перебои с поставками, ну были очереди у булочных, и вместо того, чтобы перетерпеть день-другой — на подходе к Питеру находились пять составов с зерном,— взялись бунтовать. В военное время! Кому играли на руку? Кайзеру?.. Подумать только: принимать отречение Николая 11 поехали монархисты Гучков и Шульгин, а между тем до решительного на­ступления наших войск оставались считанные недели — фронт был завален снарядами и прочими боеприпасами. Прав дед, сказавший: при переходе через бурные реки лошадей не меняют — снесет и

лошадь и седока. И снесло! Очень скоро жители Петрограда, попав под власть большевиков, на собственной шкуре почувство­вали, что такое настоящий голод и что такое необузданный террор. А командующий Северным фронтом генерал Рузский, вышедший из солдатских детей и облагодетельствованный царем, в тяжкую минуту не только не поддержал своего государя, которому при­сягал, но и остановил войска, посланные на смену взбунтовав­шихся частей Петроградского гарнизона. И чуть ли не вырвал отречение у Николая II. Судьбе было угодно, чтобы через год пой­манный большевиками в Кисловодске Рузский под дулами их вин­товок копал себе могилу, где и был заживо похоронен.

В брошюре, о которой я упоминал, есть пророческие мысли о том, что ждет Россию:

«Разве речи членов Верхней палаты (Государственного совета) и Нижней палаты (думы) пахнут ароматом? Нет! — они пахнут тем же, чем пахли речи членов учредительного собрания при Людовике XVI. Они грозили гибелью родной стране... по пусть они помнят, что члены учредительного собрания (надо полагать, конвента.— В. Г. ) также не избегли гильотины».

«Дантон, Марат и Робеспьер тоже говорили о свободе, равенстве, братстве... одурманили весь французский народ, а затем занялись гильотинированием всех, кто был не в дружбе с ними... кровь французов лилась рекой, и, задыхаясь в потоках крови, они бросились к ногам диктатора Бонапарта.

Все эти бесы теперь жаждут русской крови».