Обитаемый человек

Эндрю был удивлен таким странным предложением, но его несколько успокоила перспектива продолжать вести себя подобным образом. Конечно, мое спокойствие должно было означать нечто большее, чем терпеливая ненавязчивость. Мое поведение сочетало в себе терпеливое внимание ко всему, что он говорит, с поправкой на его оппозицию, постоянное объяснение неясных высказываний с целью восстанавливать потерянную нить его рассказа. Мой вклад в наши общие усилия состоял в прямой поддержке его “нетерпеливого я” и, кроме того, оказывал скрытую поддержку другим его “я”, которые находились в тени “нетерпеливого” и пресекались им на корню.

Так мы работали с Эндрю недели и месяцы, пока его “нетерпеливое я” не изменилось и не стали проявляться другие “я”. Первым появилось его “завистливое я”: он вдруг понял, что мог бы жить, как его брат, если бы у него были такие же финансовые возможности. Он тоже мог бы иметь жену, детей, хорошую профессию и быть спокойным за завтрашний день. Затем на свет вы­плыло его “навязчивое я”, и он признался мне, что не может испытывать чувство удовлетворения чем бы то ни было. Ведь во всем, за что бы он ни брался, был дефект. Появление других “я” Эндрю высветило его жизнь по-новому, прибавляя больше деталей, новизны и последовательности.

Возможно, он мог бы стать слишком зависимым от меня, и в этом случае под угрозой оказалась бы его индивидуальная целостность, но Эндрю был далек от этого. Напротив, он был совершенно изолированным от меня, я бы сказал, что основной движущей силой его жизни было “антислияние”. Эндрю не позволял себе близко сходиться с кем бы то ни было. Ему понадобилось пройти долгий путь к единению со мной, получить такой новый опыт и некоторое время пожить в нем, чтобы затем это могло стать проблемой.

Я чувствовал, что мое слияние с Эндрю могло бы быть только полезным для него. Когда слияние носит болезненный характер, это значит, что одна из сторон дает больше, чем может.

Подавление или запугивание — явления обычные для слияния, если один человек посвящает другому всю свою жизнь, не получая взамен никакой награды или не удовлетворяя при этом никаких собственных потребностей. Например, вся семья может ходить дома на цыпочках, потому что у отца ночная работа, а днем он отсыпается.

Там, где происходит сильное слияние, неуправляемые “я” робкого и запуганного члена семьи тускнеют, и задача психотерапии — высветить, признать и назвать их. И тогда на свет появится “бунтарское я”, “устрашающее я” или “тайное я”. Пациент всегда намекает на эти “я”, а терапевт всегда акцентирует внимание только на том, что осознается косвенно, выводя новые переживания и связанные с ними завершенные “я” на первый план. Новая индивидуальность в результате осознавания этих “я” заменит утрату цельности, которую создает болезненное слияние.