|
Я предлагаю изменить отношение к интроекции, признав за ней положительные свойства, и учесть их в терапии. Вот простое явление, хорошо знакомое всем терапевтам (да и не только терапевтам): у пациента возникает чувство собственной значимости, когда он чувствует, что терапевт внимательно слушает его. Слияние Когда два независимых человека взаимодействуют друг с другом настолько близко, что их целостность находится под угрозой, мы называем этот процесс слиянием или конфлюенцией. Представьте себе, что симфонический оркестр будет играть в унисон: тогда даже опытному уху будет трудно распознать, кто на чем играет, и услышать чей-то индивидуальный почерк. Каждый оркестрант знает, что он делает, и может отличить свою игру от игры других, но он также знает, что не может играть один, его “индивидуальная” мелодическая тема сливается с общим звучанием. Слияние не опасно, если соединение одного “я” с другим создает нечто, что прежде делал каждый человек по отдельности. Но слияние может стать серьезной проблемой, когда человек, присоединившийся к такому союзу по доброй воле или невольно, лишен личной инициативы и не может выбраться из этого замкнутого круга. Диапазон лишений может быть очень большим — от таких простых решений, как поход в кино или громкое пение в свое удовольствие, до серьезных ограничений — утраты инициативы, самоуважения, индивидуального стиля. Все эти проблемы хорошо знакомы психотерапевтам. И так же, как в случае с интроекцией, мы должны отчетливо различать положительное и негативное влияние слияния. Я приведу пример терапевтической стратегии, основанной на положительном эффекте слияния. Он показывает, что чувство разделенной с кем-нибудь целостности можно рассматривать как плодотворный фактор терапии, а не покушение на индивидуальность. Один из моих пациентов, Эндрю, все время отказывался от того, что говорил, как будто у него была своеобразная словесная икота. Все, что он говорил, не имело значения, потому что он “знал”: что бы он ни говорил, его “горю не поможешь”. Я поделился с ним своими мыслями о том, что он отвергает именно те наблюдения и воспоминания, которые могли бы послужить трамплином для решения его проблем. Я полагал, что “нетерпеливое я” Эндрю разрушает его. Оно было настолько доминирующим в сообществе его “я”, что не давало возможности поднять голову ни одному из них. Я объяснил, что его нетерпеливость — одно из проявлений хорошей энергии, быстрой реакции и самооценки. Это могло быть значимым для него. Я предложил Эндрю продолжать в том же духе столько, сколько ему хочется, а я буду проявлять спокойствие за нас обоих. И неважно, какую степень нетерпения он будет проявлять, я обещал ему, что постараюсь до последнего оставаться спокойным. — 131 —
|