Обитаемый человек

В жизни мы на каждом шагу можем получать свидетельства того, что человек испытывает потребность быть причастным к другим и разделять с ними не только их удел, но и обычные чувства. Люди не просто объединяются вместе, они настойчиво ищут этого самыми различными способами. Эта потребность по-разному воплощается в жизнь, начиная от простого заявления ребенка: “это игрушка моя”, кончая поэтическим высказыванием Лорда Прейера: “Когда я пойду по долине в царство теней, я не буду бояться зла, потому что ты, искусство, со мной”.

Если связку “терапевт и я/объект” назвать единством терапевта и пациента, это может показаться слишком экстравагантной точкой зрения. Однако несложно обнаружить — и большинство пациентов знают это прекрасно, — что терапия сочетает в себе страх перед единством и его притягательную силу. В таком новом микрокосме совмещение человеческих личностей и его символический смысл притягивают человека, в противном случае пациент находится в изоляции от терапевта, а может быть, и от всего мира. Благодаря этим ожиданиям визит к терапевту вызывает у многих людей ощущение, будто, входя во владение, где возникает перспектива его присоединения к другому человеку, они ставят на карту собственную целостность. И одновременно люди испытывают тревогу не найти контакт.

Чтобы развить чувство единства между терапевтом и пациентом в этом необычайном контексте, терапевту нужно упражняться лишь в обычной доброте, простоте, ясности ума, хорошей речи, распознавании смысла и постоянной очарованности жизнью пациента. Обладая этими качествами, сочетая их с феноменом переноса, точным восприятием пациента и упорством в достижении плодотворных результатов, терапевт будет находится в сильной позиции единства. Когда единство становится прочным, терапевт может соперничать с болезненными переживаниями пациента.

Перенос как единство

Особую роль в терапевтическом единстве играет перенос — понятие, заимствованное из психоанализа. Как гештальт-терапевт, я избегал использовать этот термин из-за связанных с ним эффектов деперсонализации. Я предпочитаю отдавать должное актуальным отношениям между терапевтом и пациентом, опыту контакта — беседам, живым реакциям, предположениям, смеху, эксперименту — всему, что происходит в процессе терапии. Но к этому живому участию прибавляется, однако, и символический компонент — перенос.

Исторически работа с переносом была главным инструментом для разрушения старых представлений пациента и поиска новых возможностей контакта. К сожалению, у такой работы с переносом была и теневая сторона. Обычно отношения пациента к терапевту интерпретировалось как перенос, чтобы терапевт мог дистанцироваться от пациента, обесценивая родительские установки. Если же пациент проявлял сильные чувства по отношению к терапевту, будь то гнев или восхищение, терапевт отвергал эти проявления. С другой стороны, находясь в изоляции от пациента, терапевт мог ошибочно истолковать его переживания, что в свою очередь еще больше отдаляло их друг от друга.