|
Если терапевт по собственному опыту знает, что такое застенчивость или стыдливость, он уже на полпути к пониманию и сочувствию застенчивому пациенту. Если терапевт знает, как трудно иногда сдержать слезы, ему гораздо легче понять пациента с этой проблемой. Если у терапевта умер отец, когда ему было семь лет, он не понаслышке знает, что такое потерять отца, когда ты еще ребенок. Но, несмотря на то, что терапевт проявляет живое участие к переживаниям пациента, нельзя забывать о том, что человеческие переживания, хотя и имеют много сходства, всегда уникальны. В свое время мы, я и моя жена Мириам, написали: “Терапевт, как и художник, исходит из собственных чувств, используя свое психологическое состояние как инструмент психотерапии. Чтобы изобразить дерево, художник должен пообщаться с настоящим деревом, так и психотерапевт должен повернуться к конкретному человеку, с которым он вступает в контакт. Терапевт откликается на все, что происходит между ним и пациентом”*. Характерная черта терапевта — способность создавать “резонанс между собой и пациентом”, сочетая его с общностью этих двух индивидуальностей. Об этом также говорил Кохут, когда писал, что эмпатия — это “отзвук твоего “я” в “я” другого человека” (Kohut, 1985). В заключение этой главы я хочу вспомнить сессию, где между мной и моей пациенткой существовала тонкая грань сходства и различий. Эта женщина чрезмерно тревожилась по поводу своего дебюта в качестве преподавателя в колледже. Я очень ярко представил себе, что она чувствует, когда вспомнил себя шестилетним мальчиком. Тогда я не мог поверить, что смогу научиться играть на пианино, мне казалось, что все остальные дети уже знают что-то такое, чего не знаю я. Я рассказал ей об этом, и мои воспоминания помогли ей ощутить мою эмпатию. Она почувствовала, что она не одна такая, что я понимаю ее тревогу, так как сам испытал нечто подобное. Она стала лучше понимать, что ей не обязательно сразу знать все о преподавании и что знание приходит с опытом. Как ни странно, мои переживания помогли пациентке, хотя по содержанию они имели больше различий, чем сходства. Различия сглаживались за счет контакта между нами, а сходство было принято как эмпатия. Но если бы я рассказал о себе нечто, что не соответствовало ее переживаниям, это могло быть воспринято как подачка и затормозить терапию. 9. ЕДИНСТВО “Я” В современном обществе, которое так культивирует индивидуальность человека, легко пренебречь базовой потребностью человека чувствовать свою сопричастность миру, ощущать плечо ближнего. Эта потребность очевидна даже у самых полноценных людей, и она подтачивает тех, кому не удается удовлетворить ее. Большинство терапевтов, занимаясь частной практикой, лицом к лицу сталкиваются с индивидуальностью пациента. Как правило, терапевт предполагает, что когда индивидуальность пациента будет восстановлена, она сама найдет дорогу к сопричастности. Однако, если мы вспомним взаимосвязь пункта/контрапункта, часто одна сторона принимается как должное, другая уходит на задний план и становится задавленной. Желая добиться этого парадоксального сочетания потребностей — быть индивидуальностью, с одной стороны, и чувствовать свою сопричастность, с другой, мы должны учитывать обе стороны. — 128 —
|