|
Популярность и влияние миланской команды росли, а критики, в свою очередь, стали громко оспаривать некоторые из принципов миланской терапии. "Я считаю, что в основе миланского подхода лежит крайнее недоверие к людям, – говорит Фрэнк Питтман, давний хроникер семейной терапии. – Здесь исходят из того, что люди скорее хотят одолеть психотерапевта, чем измениться. Это ложная посылка. Я не думаю, что я самый приятный психотерапевт на свете, но когда я указываю людям, что им сделать, они обычно делают. А если отказываются, то потому, что я так запутался с ними, что они предпочли поступить наперекор моим словам". "В 1979 г. я поехал к ним и неделю наблюдал, как команда работала, – говорит Джей Хейли, известный мастер "стратегической" терапии. – Я решил, что они проводили беседы очень искусно, но вмешательство сводилось почти всегда к одному: они советовали семье ничего не менять. Мне показалось, что они размышляли все в том же психоаналитическом духе, пытаясь сохранять нейтралитет и полагаясь в каждом случае на единственный подход, вместо того чтобы каждый раз применять особую стратегию. Я думаю, на 80% их популярность объясняется тем, что они работают вместе – командой. Многие, когда берутся за семейную терапию, не очень-то понимают, что у них выходит, и предпочитают работать сообща. И потом – когда не нужно брать все на свою ответственность, это такое облегчение для большинства психотерапевтов". Возможно, наиболее резкую критику миланский подход вызывает за цели этой терапии, оригинальность которой фактически никто не оспаривает. Многие психотерапевты растрачивают внимание на техническую сторону миланского "дела" и упускают из виду поистине огромные усилия, которые команда каждый раз вкладывает в процедуру терапии, разбираясь в семейном механизме. Эти критики не осознают, что успех парадоксального предписания обусловлен именно исчерпывающим анализом схем семейного механизма и режима его работы. "Некоторые думают, что миланский подход – это способ перехитрить семью, – говорит Линн Хоффман. – Любое движение, какое бы ни сделала семья, считается маневром, а значит, психотерапевт прав, отвечая тоже маневром. Я думаю, что люди упускают саму суть подхода – системный взгляд на жизнь семьи до самых ее основ, причем взгляд, вырабатываемый сообща". После нескольких лет тесного сотрудничества миланская команда распалась в 1979 г. Поток желающих обучиться их методу был так велик, что Чеччин и Босколо решили открыть свой собственный институт и заняться исключительно обучением. Палаззоли и Прата, не расценивавшие психотерапевтическую практику как источник основного дохода, предпочли сохранить свой альянс и продолжить исследования, впрочем, изменив направление. Палаззоли, кажется, считала, что парадоксальный подход отработан и... отслужил свое. Она с головой ушла в изобретение совершенно иного метода психотерапии, который впервые описала участникам конференции американских семейных терапевтов в 1982 г., куда приезжали еще два знаменитых клинициста-новатора – Сальвадор Минухин и Карл Витакер. Настроившимся слушать о парадоксе Палаззоли, однако, сообщила, что после нескольких сеансов она дает родителям каждой семьи, которую консультирует в рамках своей исследовательской программы, следующее предписание: "Все, о чем говорится на сеансах, – секрет для ваших домашних. Теперь вы станете перед обедом выходить. Но никого не предупреждайте, просто оставьте записку: "Нас не будет дома до вечера". Если кто-то из детей спросит, когда вернетесь, где вы были, спокойно отвечайте: "Это касается только нас двоих". И еще: каждый из вас заводит тетрадку, которую следует прятать от детей, в этих тетрадках каждый помечает даты и описывает словесную и поведенческую реакцию каждого из детей и других членов семьи. Мы рекомендуем вести тетрадки аккуратно, очень важно ничего не забывать, ничего не опускать. На следующий сеанс вы снова придете вдвоем с вашими тетрадками и вслух прочтете, что там у вас будет происходить". — 157 —
|