Один к одному. Беседы с создателями семейной терапии

"Мы часто смеялись, все четверо находили большое удовольствие в общении друг с другом, но в каком-то смысле вели монашескую жизнь, – вспоминает Чеччин. – Мы боялись заразиться идеями, не имеющими отношения к системной теории. "Прагматику человеческого общения"[25] почитали вроде священного текста". Команда встречалась дважды в неделю, чтобы вместе проводить семейную терапию: двое как семейные терапевты, двое как наблюдатели за "зеркалом".

А Мара Сельвини Палаззоли – первая среди равных – обеспечивала руководство командой. Даже с самыми трудными семьями, какой бы кризис ни назревал, Палаззоли строго держалась метода: длительные интервалы между сеансами и беспристрастность. Однажды в панике позвонила женщина, умоляя о внеочередном сеансе, потому что ее муж-эксгибиционист грозился отрезать себе пенис. "Никаких компромиссов, – заявила Палаззоли тому, кто говорил с женщиной по телефону. – Скажите ей: "Вам в таком случае нужно к хирургу, а не к психиатру". Пусть знает, что мы прекрасно понимаем: ей и ее мужу придется помучиться до следующего сеанса".

Команда разработала метод такого преобразования семейной системы, когда она не подвергалась критике в открытую, но вместе с тем ей слепо не следовали. Каждый сеанс проводился по четкой схеме: предварительные соображения психотерапевтов, повторные консультации команды в ходе опроса, постоянно корректировавшего исходные предположения. Кульминацией терапии было предписание, которое – на основании позитивной коннотации семейных отношений, выстраивавшихся вокруг заявленного симптома, – обычно сводилось к совету семье ничего не менять. И хотя вслух об этом не говорилось, семью оставляли в размышлении о том, во что ей обойдется ее нынешний "курс" без перемен.

Часто подобные предписания могли показаться престранными – совсем в духе престранной семейной "игры", которую этими предписаниями предполагалось прервать. Однажды на одной из последних встреч с семьей, в которой у восьмилетнего сына Клаудио был аутизм, команда решила, что семья намерена затянуть лечение, несмотря на удовлетворительное состояние мальчика. Команда подозревала, что семье просто хотелось переложить на кого-то свою ответственность за детей, и Палаззоли выступила с таким предписанием, обращаясь к восьмилетнему Клаудио и его пятилетней проказнице-сестренке Детте: "Есть город, большой город в Англии, который называется Лондон и в котором очень много театров... В одном театре актеры уже двадцать два года играют одну и ту же пьесу. Они знают пьесу наизусть, они играют свои роли день за днем, год за годом и ничего не могут поменять в ней! То же случилось с вашей матерью и вашим отцом. С тех пор, как они поженились, они играют все те же роли. Мы слышали их сегодня. Папочка играет роль хорошего и здоровского, а мамочка – роль плохой и чокнутой. (В этом месте отец издал короткий смешок, а мать так и не подняла головы.) Врачи старались научить их играть по-другому – так, чтобы отец не всегда был хорошим и здоровым, а мать – не всегда плохой и чокнутой, но у нас ничего не получилось, совсем ничего. И мы перестали стараться, но теперь мы надеемся на вас. Мы видим, как вы изменились, и поэтому надеемся, что вы сможете чего-то добиться. Кто знает, вдруг со временем вы придумаете, как помочь вашим родителям изменить их роли, потому что ведь мы ничего не смогли придумать. Мы даем вам много времени – целый год. Мы встретимся здесь с вами в будущем году 7 июля".