|
© Перевод В. Е. Багно, 1991 г.350
ЭТЮДЫ О ЛЮБВИ
неизмеримо шире, и Данте полагал, что любовь дви-
жет солнце и другие светила.
Даже если мы воздержимся от столь вселенского
охвата, нам следует учесть все многообразие проявле-
ний любви. Не только мужчина любит женщину, а жен-
щина любит мужчину; мы любим также искусство
и науку, мать любит своего ребенка, а верующий любит
Бога. Огромное множество и разнородность объектов,
подчиняющихся законам любви, сделают нас осмотри-
тельнее и не позволят счесть присущими любви те
особенности и свойства, суть которых, скорее, в приро-
де всевозможных любимых кем-либо объектов.
Последние двести лет очень много говорили о лю-
бовных историях и очень мало — о любви. И если все
эпохи начиная с добрых времен Древней Греции созда-
вали свои великие теории сердечных чувств, два по-
следних столетия ее лишены. Античный мир вначале
предпочел всем другим доктрину Платона, затем —
стоистическую. Средневековье освоило теории Фомы
Аквинского и арабов; восемнадцатый век усердно шту-
дировал теории душевных волнений Декарта и Спино-
зы. Все дело в том, что в прошлом не было ни одного
великого философа, который не считал бы себя обязан-
ным предложить собственную доктрину. В новейшее
же время не предпринято ни одной выдающейся по-
пытки систематизации чувств. И лишь недавние труды
Пфендера и Шелера1 достойно продолжают тему.
Между тем наш духовный мир становится все сложнее,
а эмоциональные переживания — острее.
Поэтому-то мы не можем уже довольствоваться
этими старыми теориями аффектов. К примеру, то
определение любви, впитавшее древнегреческую тра-
дицию, которое мы находим у Фомы Аквинского,
очевиднейшим образом ошибочно. Согласно ему, лю-
бовь и ненависть — два проявления желания, влечения,
стремления к чему-то. Любовь — это стремление к че-
му-то хорошему, к хорошему в нем — concupiscibile
circa bonum; ненависть, или антистремление,— это не-
приятие чего-то злого, именно злого в нем —
concupiscibile circa malum. Мы видим здесь смешение
влечения и желания с чувствами и эмоциями, которым
грешила вся старая психология вплоть до XVIII сто-
летия. Смешение, которое напомнит о себе в эпоху
351
ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ
Возрождения, впрочем претворившись уже в эстети-
ческую категорию. Так, Лоренцо Великолепный утвер-
ждал, что l'amore e un appetito di bellezza2.
Это и есть одно из существеннейших отличий, кото-
рое надлежит осмыслить, чтобы от нас не ускользнуло
то, в чем заключается своеобразие любви и ее сущ-
ность. Наш душевный мир особенно щедр на любов-
ные порывы; не будет преувеличением даже счесть их
символом щедрости как таковой. К любви восходит
многое из того, что присуще человеку: желания, мысли,
волевые акты, поступки — все это, порождаемое любо-
вью, как урожай семенами, самой любовью не являет-
ся, однако подтверждает ее существование. Бесспорно,
что так или иначе нас влечет то, что мы любим; однако
столь же очевидно, что нас влечет и то, чего мы не
любим, что не затрагивает наших чувств. Хорошее
вино влечет нас, но любви не вызывает; наркомана
влечет наркотик и в то же время вызывает отвращение
связанными с ним опасными последствиями.
— 258 —
|