|
Роковая ошибка! «Ваша милость поддет куда сле-
дует», — говорят попугаю в португальской сказке. Но
разве нельзя делать то, что хочется? Речь не о том, что
нельзя, речь совсем о другом: все, что мы можем,—
это делать то, чего не можем не делать, становиться
тем, чем не можем не стать. Единственно возможное
* Как семья соотносится с обществом, точно так же, только крупнее
и рельефнее, нация соотносится с человечеством. Самые самодовольные на
сегодняшний день, да и самые монументальные «недоросли» — это народы,
которые вознамерились в человеческом сообществе «делать то, что хочется».
И по наивности называют это национализмом». Как не претит мне ин-
тернациональный дух и ханжеское почтение к нему, но эти капризы националь-
ной незрелости кажутся карикатурными.
337
ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ
для нас своеволие — отказаться это делать, но отказ не
означает свободу действий — мы и тогда не вольны
делать то, что хочется. Это не своеволие, а свобода
воли с отрицательным знаком — неволие. Можно из-
менить своему предназначению и дезертировать, но
дезертировать можно, лишь загнав себя в подвалы
своей судьбы. Я не могу убедить каждого ссылкой на
его собственный опыт, потому что не знаю этого опы-
та, но вправе сослаться на то общее, что вошло в судь-
бу каждого. Например, на общее всем европейцам — и
куда более прочное, чем их публичные «идеи» и «взгля-
ды,— сознание того, что современный европеец не мо-
жет не ценить свободу. Можно спорить, какой именно
должна быть эта свобода, но суть в ином. Сегодня
самый махровый реакционер в глубине души сознает,
что европейская идея, которую прошлый век окрестил
либерализмом, в конечном счете и есть то непрелож-
ное и неизбежное, чем сегодня стал, вольно или нево-
льно, западный человек.
И как бы неопровержимо ни доказывали, насколь-
ко ложной и гибельной была любая попытка осущест-
вить этот непростительный императив политической
свободы, вписанный в европейскую историю, конеч-
ным остается понимание его подспудной правоты.
Это конечное понимание есть и у коммуниста и
у фашиста, судя по их усилиям убедить себя и нас
в обратном, как есть оно — хочет он того или нет,
верит он в это или нет* — у католика, сколь бы пре-
данно ни чтил он «Силлабус» 14. Все они знают, что,
* Каждый, кто верит, согласно Копернику, что солнце не заходит за гори-
зонт, изо дня в день видит обратное, и, поскольку очевидность мешает убежде-
нию; продолжает верить в него. В нем научная вера непрерывно подавляет
влияние первичной или непосредственной веры. Так и упомянутый католик своей
догматической верой отвергает свою подлинную, личную веру в насущность
свободы. Я упомянул его в качестве примера и только для пояснения своей
мысли, а не для того, чтобы подвергнуть такому же строгому суду, какому
подвергаю современного массового человека, «самодовольного недоросля». Со-
впадают они лишь в одном. Вина «недоросля» в том, что он целиком не
самобытен. У католика же бытие подлинно, но не целиком. Но даже это
частичное совпадение мнимо. Католик изменяет себе в той сфере бытия, где он
сын своего времени и, хочет он того или не хочет, современный европеец;
и изменяет потому, что стремится остаться верным другой властной сфере своего
бытия - своей религиозной вере. Это означает, что судьба его, по существу,
траична. И он принимает ее такой. «Самодовольный недоросль», напротив,
дезертирует, изменяя себе по безалаберности, а всему остальному — единственно
из трусости и желания увильнуть при малейшем намеке на трагедию.
— 248 —
|