Джеральд кивнул. – Именно. Но теперь, после твоих слов, я уже не так в этом уверен. Я знаю нескольких человек, решивших коаны , они наверняка достигли просветления, и однако же они делают вещи, с которыми я никак не могу согласиться. Они подозрительны, ревнивы, горды, вороваты, непорядочны, тщеславны. Они способны обидеть своего ближнего только потому, что им так вздумалось. Они слишком много едят и пьянствуют. Казалось бы, сатори должно препятствовать такому поведению. – Возможно, они были бы еще хуже, если бы не достигли сатори, если бы не медитировали. – Возможно, – сказал Джеральд. – Не знаю. Когда я думаю об этом, я понимаю, что ровным счетом ничего не знаю о сатори . Тебе пора домой, уже двенадцать часов. Ты должен был вернуться в одиннадцать. Выйдя от него, я заметил, что очень пьян. Дорога в монастырь заняла у меня уйму времени, мне приходилось держаться за бесконечные стены, которые, когда я прикасался к ним, ходили ходуном. Наконец я нашел ворота, но и они, и секретный замок на небольшой двери черного хода были заперты. Я пошел вдоль стены, пока мне не показалось, что я нахожусь рядом со своим жильем. Несколько раз соскользнув, я залез наверх, увидел по другую сторону стены зеленый островок и, приняв его за огород, прыгнул. Оказалось, что это болото, и я провалился в него по пояс. Моя одежда была вся в тине и в грязи, когда я наконец отыскал свою комнату. Я вломился прямо через переднюю стену, сломав рейки и порвав крепившуюся к ним бумагу. Тогда мне было уже на все наплевать. Я рухнул на циновки, натянул на себя простыню и заснул. На следующее утро, часов в одиннадцать, меня разбудил Хан‑сан. Я пропустил утреннюю медитацию, посещение наставника, завтрак и несколько часов работы. – Что с тобой случилось? – спросил Хан‑сан. – Ты заболел? Я рассказал ему, что произошло, он присвистнул и исчез. Я подумал, что он отправился к старшему монаху. Это означало конец моей карьеры мистика, но у меня слишком болела голова, и на все было наплевать. Я разделся, обмотал полотенце вокруг поясницы и пошел в баню, чтобы принять холодный душ и побриться. Вернувшись, я обнаружил, что Хан‑сан что‑то делает в моей комнате. За несколько часов он привел переднюю стену в ее первоначальное состояние. Я помогал ему, как мог, а потом мы сели пить чай, принесенный другим монахом. Когда я пришел наконец к старшему монаху извиняться, тот оборвал меня. – Я узнал от Хан‑сана, – сказал он, – что ты плохо себя чувствуешь. Теперь с тобой все в порядке? — 61 —
|