Япония. Год в дзен-буддийском монастыре

Но утомлен он был только снаружи, внутри же оставался все тем же ярым и энергичным бойцом, каким я его знал с первых сэссинов . Его маленькая комнатка сотрясалась от мощи, и я еще сильнее, чем раньше, чувствовал, что бьюсь о твердую стену, но эта стена каким‑то таинственным образом пытается мне помочь, что в ней есть вход и этот вход я могу найти. На шестой день моя боль стала настолько сильной, что я принялся стонать, и старший монах отослал меня из зала. Я пошел по слегка поднимающейся тропинке, выложенной камнями, по краям которой внизу рос мелкий кустарник. Должно быть, я закрыл глаза и тут же обнаружил, что лежу в зарослях, совершенно не понимая, кто я и где я. Я не потерял сознания, я заснул. Старший монах услышал шум моего падения, шелест листьев, а потом тишину. Он не покидал зала, не считая обеда в главном храме, но сейчас пришел взглянуть, что случилось. Он разбудил меня и втащил вверх на тропинку, смахнул с меня листья и легонько похлопал по лицу.

– Проснись, уже немного осталось.

В его глазах было дружелюбие, которого я раньше не замечал.

Седьмой день прошел довольно быстро, я засыпал, бил палкой монахов, они били меня, посетил пять раз наставника, был отправлен в столовую и возвратился оттуда в сопровождении старшего монаха и его помощника Ке‑сана. Меня больше ничего не раздражало. Последний день. В полночь упражнение прекратится. Конец уже виден, ничего хуже того, что я перенес, не произойдет.

Я считал минуты последнего периода. Двадцать четыре минуты, двадцать три… Удар колокола. Я ожидал, что все расслабятся, обрадуются, начнут разговаривать и смеяться, но тихая напряженная атмосфера в зале не изменилась. Я взглянул на Джеральда, который смотрел на часы, потом легонько свистнул ему, но он только пожал плечами.

Я вышел наружу, умылся холодной водой и стал ждать, когда выйдут остальные. К моему удивлению, опять зазвучал колокол. Медитация продолжалась, а я опаздывал. Я поспешил назад и поклонился старшему монаху, извиняясь за опоздание. Он указал на мое место. Заметив, что его приказание меня смутило, он шепнул, что медитация продлится еще два часа. Позже мне сообщили, что он сказал это только мне. Он прибавил упражнение, чтобы вызвать у нас впечатление, что Рохацу будет продолжаться еще один день, но, по‑видимому, решил, что я уже достаточно настрадался, и потому сказал, сколько продлится дополнительное упражнение.

На эти два часа я врос в свое место, замерев в полусне. Зал уже никто не обходил, и я мог раскачиваться, если бы захотел. Я не чувствовал боли, только легкий зуд в ногах, да немного побаливал ожог на животе. Все, что мне было нужно, – это бороться со сном, который грозил меня поглотить. Я по‑прежнему плохо удерживал равновесие и поэтому боялся заснуть. Если бы я упал, то выставил бы себя перед всеми на посмешище и, кроме того, мог бы просто разбить голову о пол. В два часа ночи старший монах с силой ударил в колокол, и его чистый звук разнесся по залу. Джи‑сан вскочил, выбежал наружу и подлетел к храмовому барабану, а два монаха помоложе принялись бить в большой колокол в часовне. Все поспешили из зала, в последний раз поклонившись алтарю. Я закурил сигарету и засмеялся, глядя на Джеральда, который обнял меня и бормотал что‑то неразборчивое. Старший монах сжал мне руку.