|
Молитвы г-на Ле Марешаля -- Помрешь ли осужденным или сподобившись отпущения грехов, -- шептал мне в ту ночь на ухо Скарбо, -- вместо савана получишь ты паутину, а паука я закопаю вместе с тобою! -- Ах, пусть у меня будет вместо савана хоть осиновый листок, чтобы меня убаюкивало в нем дыхание озера, -- ответил я, а глаза у меня были совсем красные от долгих слез. -- Нет, -- издевался насмешливый карлик, -- ты станешь пищей жука-карапузика, что охотится по вечерам за мошкарой, ослепленной заходящим солнцем! -- Неужели тебе хочется, -- взмолился я сквозь слезы, -- неужели тебе хочется, чтобы кровь мою высосал тарантул со слоновьим хоботом? -- Так утешься же, -- заключил он, -- вместо савана у тебя будут полоски змеиной кожи с золотыми блестками, и я запеленаю тебя в них, как мумию. А из мрачного склепа святого Бениня, куда я поставлю тебя, прислонив к стене, ты на досуге вдоволь наслушаешься, как плачут младенцы в преддвериях рая. XXII. ДУРАЧОК Старинный каролус был с ним, Монетас агнцем золотым. Из рукописей Королевской библиотеки Луна расчесывала свои кудри гребешком из черного дерева, осыпая холмы, долины и леса целым дождем светлячков. Гном Скарбо, сокровища которого неисчислимы, под скрип флюгера разбрасывал у меня на крыше дукаты и флорины; монеты мерно подпрыгивали, и фальшивыми уже была усеяна вся улица. Как ухмыльнулся при этом зрелище дурачок, который каждую ночь бродит по безлюдному городу, обратив один глаз на луну! А другой-то у него выколот! -- Плевать мне на луну, -- ворчал он, подбирая дьявольские кругляки, -- куплю себе позорный столб и буду возле него греться на солнышке. А луна по-прежнему сияла в небесах; теперь она укладывалась спать, а у меня в подвале Скарбо тайком чеканил на станке дукаты и флорины. Тем временем заблудившаяся в ночных потемках улитка, выпустив два рожка, искала дорогу на сверкающих стеклах моего окна. XXIII. КАРЛИК -- Ты? Верхом? -- А что ж, я в поместье Линлитгоу частенько скакал наборзых. — 48 —
|