Теория языка

По сути своей теория о различных «суппозициях» слов, выстроенная схоластами, без изменений передающаяся в формальной логике и еще сегодня то и дело излагаемая в застывшем виде как окаменевший реквизит, является чем–то в высшей степени тривиальным. Предположим, что в лингвистическом тексте нам встретились три таких предложения: Vater ist zweisilbig 'Отец состоит из двух слогов'; Vater ist ein Substantivurn 'Отец — это существительное'; Vater ist ein Verwandschaftsname 'Отец — это термин родства'. «Суппозиция» в этом случае заключается в том, что каждый догадливый читатель понимает, что «из двух слогов — значит, имеется в виду звучание слова», «существительное — имеется в виду часть речи», «термин родства — имеется в виду положение среди прочих языковых символов». В обычном же употреблении имеется в виду не слово «отец» само по себе, как в этих случаях; оно выступает заместителем для подразумеваемого объекта: Vater werden ist nicht schwer, Vater sein dagegen sehr 'Стать отцом несложно, быть отцом — напротив'. Этот случай получил название suppositio simplex 'простая суппозиция', другие также были обозначены своим термином. Схоласты верили в возможность еще более точного перечисления суппозиций при помощи списка, и с точки зрения лингвистики того времени это им удавалось. Сегодня же, напротив, интерес лингвистов к разным аспектам слова столь многогранен, что, право же, не имеет смысла составлять какой–то список возможных суппозиций. Сохранилась лишь suppositio simplex в качестве обычного способа, а наряду с ней недифференцированная группа необычных способов включения слова в контекст[243].

В устах философа артикль с его субстантивирующей силой выделяет в контексте в качестве особых необычных образований слово или даже большую часть предложения и требует, чтобы они синтаксически воспринимались как существительные, а семантически — в соответствии с их понятийной сущностью. Не уместно ли здесь подумать, что, может быть, такое же свойство, только до сей поры не замеченное теорией, заключено в каждом артикле и существовало еще до появления артикля, например в латыни выражалось иными средствами, и вообще могло быть еще до классической латыни в любом человеческом языке? Конечно же, речь идет не только о выделении, ведь у отрезка текста, выделенного таким способом, возникают новые полевые знаки, а артикль в греческом и немецком языках сам по себе одновременно вводит их ради простоты вместе с собой.

3. So–дейксис в качестве параллели

Каждое простое и сложное слово имеет символическую значимость и должно обладать полевой значимостью, чтобы функционировать как полноценное слово (см. § 19). Если в теории артикля закономерно упоминается тот исторический факт, что во всех языках, имеющих категорию артикля, эти слова произошли из указательных слов и на начальных стадиях развития их функционирование было ближе всего анафорическому употреблению указательных слов, тогда следует поразмыслить, в какой степени еще и сегодня мы можем обнаружить в последовательности «артикль + имя» указательный момент. Название, написанное на предметном дорожном указателе на местности, может быть охарактеризовано как название места в силу своего расположения, своего сочетания с указанием на определенное направление; имя, употребленное с артиклем, или целый отрезок контекста, снабженный артиклем, характеризуется как существительное. В чем же в конце концов состоит близость обоих сочетаний? Такая постановка проблемы кажется мне корректной и неизбежной.