Теория языка

В будущем придется разработать особую теорию критериев, чтобы справиться без излишнего субъективизма с такими тонкими вопросами интерпретации. Прежде всего нужно по мере возможности отдалить подлинную и ясную анафору от дейксиса к воображаемому; и то и другое анамнестично, но это еще не все. Чтобы получить четкое представление об анафорическом моменте, можно вспомнить случаи, когда дважды по–разному называется одно и то же (при употреблении приложений). Когда я говорю: Elisabeth, die Richterin Maria Stuarts 'Елизавета, судья (здесь: погубительница) Марии Стюарт', — то, вероятно, в этом артикле можно почувствовать момент отсылки к предыдущему; это можно будет определить либо как ссылку на реальный предмет, либо как указание на синтаксическую позицию, либо как то и другое одновременно. Иными словами, дейктический момент здесь относится (если, он вообще есть) к тем разнообразным сопутствующим явлениям, которые мы позже вновь обнаружим в примерах Бругмана (см § 26). Но стоит мне лишь поменять последовательность слов в этом выражении: die Richterin Maria Stuarts, Elisabeth 'судья (погубительница) Марии Стюарт, Елизавета', — как мы наблюдаем, что ретроспективная отсылка (маркируемая интонационно) осуществляется и без помощи артикля (литературный язык избегает употребления артикля перед собственными именами), Я затрудняюсь подобрать более чистые параллели из нашего современного немецкого языка к примерам из Гомера, приводимым Ваккернагелем. Когда же, наоборот, речь идет о самом раннем типе указания, о demonstratio ad oculos, то гораздо проще обнаружить непрерывные переходы между сильноударным указательным словом der и слабоударным артиклем der обиходного языка.

О.Бехагель оспаривает как «совершенно нелепое» мнение о том, «что определенный артикль в прежнее время обладал во много раз большей дейктической силой, то есть был ближе к дейктическому местоимению». «Определенный артикль восходит к анафорическому, а не к дейктическому местоимению, как часто считают»[240].

А каково происхождение анафорического местоимения? У Бехагеля, должно быть, были свои мотивы более тесно связывать исторически первичные формы немецкого артикля с относительным местоимением, чем со словом, выполняющим функцию наглядного указания. Но, конечно же, Бехагель не оспаривает того факта, что оба они происходят из одного и того же корня и сегодня в обиходном языке плавно переходят друг в друга. В немецком языке автохтонных анафорических местоимений очень мало, и во всех трех выделенных нами типах указание остается указанием. А остальными историческими конкретностями пусть занимаются историки языка. Теперь же мы намерены посвятить все свое внимание тому случаю, который значится под третьим номером в списке Ваккернагеля. Там отмечается, что этот случай нельзя безоговорочно трактовать как дейктический. Это тип «родового» употребления артикля «при абстрактных именах». В послегомеровскую эпоху греки точно так же, как и мы теперь, говорили die Philosophie 'философия' или das Pferd 'лошадь', когда каким–то образом имеется в виду абстрактное понятие «Philosophie» или зоологический вид «Pferd». Тут настает момент продолжить наши собственные теоретические размышления и впрямую сопоставить «субстантивирующую силу» артикля (явление, которое Ваккернагель упоминает в конце, приводит достаточные исторические примеры, но все же сам ему удивляясь) с третьей функцией артикля по его списку. В современном языке артикль утратил функцию непосредственного материального указания, — указания в наглядном дейктическим поле речи. Зададимся вопросом: как соотносятся предположительно новые функции артикля (фактически не такие уж новые с исторической точки зрения) друг с другом и с дейксисом?