Нельзя ли, прибегнув к косвенному методу, доказать от противного, что этот фантом, видимо, каким–то образом существовал, поскольку он, как призрачная тень, носится не только в сфере языков тех народов, которые стоят на низкой ступени культуры и которые обычно называются примитивными, но и у нас; но что он ни в коем случае не мог быть именно важнейшим первосоздателем человеческого языкового мышления? Почему же? Потому что он, Во–первых, сам по себе сделал бы людей неспособными к существованию; Во–вторых, потому, что современные пигмеи не оправдывают того ожидания, что именно они среди примитивных народов должны были бы сильнее и отчетливее всего быть приверженными «архаической логике»; в–третьих, потому, что человеческий язык в его современном состоянии, по убедительно аргументированному вероятностному расчету, дойдя до распутья, где слева было написано «архаическая логика и звукописующее изображение», а справа— «символизирующий язык», пошел, подобно Гераклу, по пути направо. Согласно нашей интерпретации мифа, человеческое оперирование звуками имело возможность выбрать путь налево. Однако, после того как был бы пройден значительный отрезок пути налево, было бы уже невозможно вернуться назад и уничтожить следы первоначального решения настолько радикально, как это должно было бы произойти, по свидетельству современного языка. Возможности для кардинальных решений, как это известно каждому порядочному мифу, неповторимы. Сама тема провоцирует на то, чтобы тезис, который предстоит защищать, представить в виде легенды. Суть дела вполне рациональна; задача состоит в том, чтобы, опираясь на приемлемые рассуждения, решить, правильны ли в своей основе интуитивные представления экспертов от Гумбольдта до наших дней. Вместе с тем, когда мы подойдем поближе к сути вопроса, необходимо найти место и для того, что фактически видели представители противоположной партии. Ведь в сегодняшней науке уже не бывает так, чтобы победившая догма была способна разоблачить учение догматиков противоположного толка как чистой воды заблуждение. Потребность в живописании пробивает себе дорогу повсюду, где чуждое живописанию строение языка свободно и беззаботно оставляет для этого «Abhandlungen zur место; чтобы сохранить образ, можно даже сказать, что у этой потребности имеется свой клочок земли и что она last not least своеобразно проявляет себя в сфере языкового выражения (Ausdrucks), что, собственно, еще раз следует констатировать. Я полагаю, что наблюдения Вернера нуждаются лишь в перемещении их из сферы репрезентации в теорию языкового выражения. Тогда и название «физиогномика» можно оставить в неприкосновенности. Мы еще вернемся к этому вопросу и выскажем свои критические замечания по адресу Вернера. Вначале, однако, чтобы создать базу, мы изложим собственную точку зрения. — 162 —
|