Теория языка

Теория языка должна понять и объяснить, где и как такой возврат может быть успешным, однако так, чтобы при этом не оказался уничтоженным сам язык. Не вызывает сомнений, что тот, кто отодвигает язык в сторону, может звукописать, сколько его душе угодно. Вопрос состоит в том, и только в том, можно ли и если да, то как это сделать в пределах языка. В структуре языка имеются определенные зоны и определенный простор, благодаря которым для этого открываются возможности. Но одно не может произойти, а именно: чтобы эти разбросанные, спорадические участочки, в которых имеются степени свободы, в результате слияния превратились в когерентное репрезентативное поле.

Таким образом, в одном слове выражено то, что мы попытаемся доказать в этом разделе. Как своего рода интермедия он должен композиционно располагаться между главой об указательном поле и главой об истинном репрезентационном поле, — поле символов языка. Задача этого раздела состоит в том, чтобы показать, что могло бы быть, но чего нет в языковой репрезентации. Язык не был бы тем, чем он является, если бы в нем присутствовало когерентное, эффективное поле живописания; но язык терпим: в определенных пределах, там, где его собственные средства оказываются исчерпанными, он допускает инородный принцип живописания. В принципе же структурный закон естественного языка воздвигает определенную преграду перед любой попыткой интенсивно живописать. Мы намерены описать эту преграду. Однако вначале бросим взгляд на недавно вышедшую книгу Хайнца Вернера, где в современном одеянии возобновлена давно известная попытка теоретиков наглядным образом связать язык с предметами. Делается это оригинальным образом, а именно путем постановки экспрессии (Ausdruck) впереди репрезентации (Darstellung); примерно в том же духе, как это делал Аристотель. По крайней мере, так можно понять намерение Вернера. Если те критические замечания, которые мы намереваемся высказать, попадут в цель, то в остальном останется не затронутым то, что Вернер сообщает по теме «Язык на службе (выпестованного в лаборатории) стремления к экспрессии».

1. Апологеты теории звукописания. Контраргументы

Хайнц Вернер в своей интересной книге «Основные принципы речевой физиогномики»[162] поставил рядом великих создателей излагаемого им учения, придававших большое значение принципу живописания в языке. Это некоторые китайские философы и Платон; правда, Платон (мы хотим это уточнить) упоминается лишь тогда, когда специально подчеркивается то, что не полностью отвергнуто в «Кратиле». Сюда же относятся также немецкие поэты эпохи барокко и интерпретаторы языка, жившие в XIV и XVII вв., о которых в одной из своих работ пишет Пауль Ханкамер[163] и Якоб Бёме; затем Гердер, Гаман и другие романтики, включая В. фон Гумбольдта, о котором Вернер, правда, пишет: «Достойно сожаления (выделено мною. — К.Б.), что Гумбольдт, как и многие его предшественники и последователи, в важном для нашей проблематики месте отходит от принципа рационально–творческого экспрессивного языка»(Werner. Ор. cit., S. 23, прим.). Последователи Гумбольдта, которые причислены Вернером к достойным сожаления мыслителям, — это почти все, за небольшими исключениями, лингвисты XIX и XX столетий. Их Вернер цитирует очень детально, что полезно для наших собственных рассуждений. Однако в этом родословном древе еще торжественнее и важнее, как на троне, восседает прародитель — «архаическая логика», «язык» которой растолковал Эрнст Хоффман[164]. А этот легендарный прародитель, как мне кажется, именно то явление, о существовании и влиянии которого теоретик языка должен серьезно призадуматься.