|
Это может удивить лишь того, кто не может осуществить объективно обоснованные абстракции. Конечно, любой указательный знак может выполнять номинативную функцию, иначе не было бы никаких местоимений. Здесь может возникнуть сомнение: не значит ли все это, что теперь надо опять отказаться от различия между указанием и номинацией? Это сомнение должно быть решительно отвергнуто. В противном случае все сказанное здесь было бы напрасно затраченными усилиями, а логик–критикан может снова затянуть насмешливую песенку о целых классах «бессмысленных слов» в естественном языке. Но лингвистика идет по верному пути и останется на нем, если она в сематологическом аспекте рассмотрит то, что же произошло, когда дейктические частицы превратились в склоняемые слова индоевропейских языков. Тогда полученная ими в дополнение к дейктической номинативная функция обрела звуковую форму. Но не все, что имеет сематологическую нагрузку, должно манифестироваться фонематически. Это демонстрирует нам пример инклюзивного и эксклюзивного «wir» в немецком, что можно подтвердить тысячами других примеров. Именно это имеет в виду и подчеркивает Эмиль Винклер в своих «Исследованиях по теории языка»[134], и здесь я на его стороне. Но, возможно и вероятно, в большом объеме представлен случай, когда язык (la langue) в некотором отношении отходит от стадии амебообразной приспособляемости к разным речевым ситуациям, чтобы на более высоком уровне с помощью частично закрепленного, застывшего механизма обеспечить говорящему новый тип продуктивности. «Чистый» указательный сигнал (если таковой существует, существовал или мог бы существовать) является, являлся или мог бы являться стрелкой дорожного указателя, на котором не написано никакого имени, и ничем больше. Указатель пути не лишается функции стрелки, если на нем напишут географическое название; точно так же эта функция не исчезла, когда из частиц to–дейксиса произошли слова типа немецкого der. Этому der номинативная функция придана по крайней мере в такой степени, чтобы оно могло занять место в символическом поле прочих назывных слов. Поэтому оно справедливо зовется местоимением. 2. Слияние указательных частиц с предлогами Другой основной пример того, как чистые указательные частицы или указательные сигналы могут также брать на себя назывную функцию, следует усматривать в латинских позиционных дейктических словах, где эта возможность систематически реализуется. Как можно сематологически описать то, что заложено в известных тройках слов типа hic, hinc. huc: istie, istine, istue; illie, illine, illuc? Я полагаю, что это следует делать точно по рецепту, предлагаемому нам переводами из латинского на языки, не обладающие таким богатством. В немецком мы образуем (помимо аналогов слова hier 'здесь' — слов her 'отсюда' и hin 'сюда', — утративших первоначальный смысл и ставших многозначными) группы из двух слов, как, например: von hier 'отсюда' и von dort 'оттуда'. Предлоги von, in auf — подлинные (недейктические) назывные слова, и назначение приведенных выше латинских образований заключается наряду с позиционным указанием также именно в назывании. Понятийно обозначаются три простейших и одновременно самых общих отношения, которые могут связывать нечто, например некоторое событие, с дейктически заданным местом. Событие может происходить в самом дейктически определенном месте, может направляться от него или к нему. Это тоже связано с понятийной категоризацией (begriffliche Bestimmung) и не должно включаться в теорию указательного поля. Если бы кто–нибудь попытался перечислить прочие функции указательного слова, которые ему можно придать с помощью тех или иных фонематических модуляций, то это было бы бесперспективным предприятием. Такому смельчаку можно указать на известные экзотические языки, чтобы окрылить его фантазию, но одновременно также подвести его к пониманию того, что такие предварительные конструкции — в отсутствии других необходимых данных — неосуществимы, то есть невыполнимы полностью, в силу недостатка других данных, необходимых для этого. — 117 —
|