|
Возможность возникновения образований с одинаковой структурой на раздельных линиях развития неоднократно доказывалась на материале этнологии. Тот, кого эти доказательства не убеждают, может обратиться к сравнительной зоологии и ботанике. Если же он и там не найдет ничего убедительного, ему следует сопоставить доказанное тождество базисной структуры всех человеческих языков с почти не оспариваемыми сегодня данными о значительном совпадении строения тела у людей и у близкородственных животных. Говорение и принадлежность к человеческому роду (Menschsein) — увлекательнейшая тема, решающий вклад в которую, наверное, внесет судьба исследовательской гипотезы структурного сходства языков. В конечном счете единое человеческое состояние можно было бы понять как полигенетически (polyphyletisch), так и моногенетически (monophyletisch). Вся разница (при сохранении общей идеи развития) будет сводиться к тому, многократно или всего лишь единожды открывалась новая страница «человек» в истории одушевленных существ. Для этого прежде всего следует определить, что относится к человеческому состоянию. Суть указательного поля языка легче определить, чем суть поля символов. Мне даже кажется, что в первом случае понятнее, чем во втором, основанная на принципе обратной связи эмпирическая плодотворность теории языка. Но вначале следует достичь полной ясности в вопросе о том, где сфера возможного остается открытой и пока что не может быть закрыта никакой теорией языка как таковой. Лишь тогда два типа поведения при указании, обнаруженные психологами в области человеческого воображения, должны быть рассмотрены в сопоставлении с определенными языковыми фактами. 1. Инклюзивное и эксклюзивное «мы» Вегенер и Бругман, пионеры объективного изучения языковых указательных сигналов, перечисляя обстоятельства, которые в конкретной речевой ситуации могут быть определяющими для коммуникативной значимости звуковых знаков, упоминают самое разное — в частности, например, взаимную осведомленность собеседников о профессии и месте работы друг друга. Читатель сразу же вспомнит, что у охотников есть свой, охотничий жаргон, а у студентов — свой, студенческий жаргон с частично специфическим словарным запасом и языковыми навыками. Все это вообще–то сюда не относится. Но все же следует на единственном примере прояснить, что социальные обстоятельства могут повлиять даже на собственно указательные слова. В. Шмидт описывает строго экзогамные сообщества в Австралии, где женщин приводят из других племен и 128 в новом окружении они продолжают говорить на своем родном языке даже при общении с говорящими по–другому мужчинами. Они понимают друг друга, но сами не перенимают чужой язык. При этом возникает причудливый феномен: мы из уст мужчины звучит по–разному — в зависимости от того, включает ли оно в себя или исключает ту женщину из другого рода, к которой он обращается. Существует инклюзивное и эксклюзивное мы. Я привел здесь убедительную интерпретацию Шмидта. Но загадочный феномен инклюзивного и эксклюзивного местоимения первого лица множественного числа можно рассматривать и в отвлечении от таких специфических отношений и поставить общий вопрос о проявлении социальной организации в типах языкового указания. — 115 —
|