Теория языка

Теория языка, конечно, не в состоянии обозреть все многообразие возможностей в этом отношении. Вместо этого она обращается к конкретным исследованиям, которые отталкиваются от реальных фактов и способствуют более ясному пониманию явлений, лежащих за пределами известного сейчас науке. Но поразмыслим еще раз точнее о том, что лежит за двойной формой инклюзивного и эксклюзивного мы. В нашей речи тоже имеется функциональное различие между случаями, когда отправитель включает в мы получателя, и случаями, когда он исключает его и, возможно, прямо причисляет его к другой партии, — партии они. Но наш язык не дифференцирует эти два случая фонологически (лучше сказать, «фонематически»). «Наш язык» — это la langue allemande[133], ибо речевой акт (la parole) немецкого отправителя слова мы часто и успешно стремится к тому, чтобы не допустить сомнения относительно включения или исключения адресата. И если этого не делает звук, то диакритическая нагрузка ложится на жест. Указующая рука определяет круг лиц, включенных в мы, или помечает разделительную линию между партией мы и прочими. Или, когда рвутся все нити и нужно предотвратить непонимание, для пояснения начинают перечислять: «Мы, то есть я и ты» или «Мы, то есть я и моя жена, дома».

Несомненно, возникновение и удовлетворение подобных дифференционных потребностей (Unterscheidungsbedьrfnisse) должны найти место в рамках полного описания звукового указания. Но исчерпывающее перечисление родственных, относящихся сюда явлений представляется, как уже говорилось, невозможным. Несколько беглых общих замечаний по поводу мы. Как и я, мы, конечно, предполагает также и использование вспомогательных средств. Но, кажется, оно изначально на шаг дальше, чем я, удалено от пограничной значимости чистого указательного знака. Ибо оно как–то требует формирования класса людей; инклюзивное мы, например, требует формирования иной группы, нежели эксклюзивное. А формирование класса — привилегия назывных слов, языковых понятийных знаков. Вполне возможно, что элемент единственного числа, который, наоборот, на нашей языковой ступени содержится в я, четче проявляется в оппозиции. А именно в оппозиции со специальным знаком, обозначающим двойственность или множественность адресата, И этот четко выраженный элемент единичности с логической точки зрения относится не к чистому указанию, а составляет первый шаг называния. Когда сотни носителей немецкого языка говорят ich, то этот элемент сингулярности не представляет собой нечто иное в каждом конкретном случае, но принадлежит тому, уже описанному нами, минимуму, где основное логическое условие понятийного знака оказывается выполненным также для слова я.