Хрестоматия по истории психологии. Период открытого кризиса

Не иначе обстоит дело и с пространством. Как показал На-melin 5, пространство не есть та смутная и неопределенная сре­да, которую воображал себе Кант: чистое и абсолютно однород­ное, оно не служило бы ни чему и не могло бы даже быть схва-

а См. в подтверждение этого мнения: Hubert et Mauss. Melanges d'his-ioire rcligieuse (Travaux de Г аппёе Soclologique). La Representation du temrs dans la Religion. Paris, Alcan).

* Отсюда видно все различие между комплексом ощущений и представ­лений, служащих для нашего ориентирования среди следующих друг за дру­гом событий и категорий времени, Первые — результат индивидуального опы­та, имеющего значение только для индивида, который его пережил, а вторая выражает время, одинаковое для всей группы, время социальное, если так можно выразиться. Оно само по себе уже является настоящим социальным институтом. Сверх того оно свойственно только человеку; животное не имеет представлений этого рода. Это различие между категорией времени и соответ­ствующими ощущениями может быть одинаково проведено и по отношению к пространству и причинности.

6 Op. cit. P. 75 и след.

273.

чено мыслью. Пространственное представление состоит сущест­венно в известном порядке первичного распределения данных чувственного опыта. Но это распределение было бы невозможно, если бы все части пространства были качественно равнозначи-тельны, если бы они действительно могли заменять друг друга. Чтобы иметь возможность расположить вещи пространственно, нужно обладать и возможностью распределить их различно: одни положить направо, другие —налево, одни —наверх, другие — вниз, к северу и к югу, к западу и к востоку и т. д., подобно тому как 'для расположения во времени состояний сознания необхо­димо иметь возможность отнести их к определенным срокам. Это значит, что пространство, подобно времени, не могло бы быть тем, что оно есть, если бы оно не было делимо и если бы оно не дифференцировалось. Но откуда могли взяться эти раз­личия, столь важные для пространства? Само по себе оно не имеет ни правой, ни левой стороны, ни верха, ни низа, ни севе­ра, ни юга и т. д. Все эти деления, очевидно, объясняются раз­личной эмоциональной оценкой той или другой окружающей среды. А так как все люди одной и той же цивилизации пред­ставляют себе пространство одинаковым образом, то очевидно, что эта эмоциональная оценка и зависящие от нее разделения пространства были у них также одинаковы, а это-то почти не­сомненно и указывает на социальное происхождение таких раз­личий8. Далее, имеются случаи, где этот социальный характер обнаруживается вполне ясно. В Австралии и в Северной Аме­рике существуют общества, где пространство рассматривается как необъятный круг, потому что само становище их имеет фор­му круга7 и пространство у них разделено точно так же, как и становище всего племени. Там столько же отдельных «стран света», сколько имеется кланов в племени. Каждая отдельная область обозначается через тотем того клана, которому она на­значена. У Зуни, напр., «пуэбло» (по-испански): народ состоит из семи частей, каждая представляет собой группу кланов, воз­никшую, вероятно, из одного клана, который потом подразде­лился. И пространство вообще состоит из тех же семи стран, иричем каждая из них является тесно связанной с соответст­вующей частью, «pueblo»8. «Таким образом,— говорит Cus-hing,— одна часть племени чувствует себя тесно связанной с се­вером, другая представляет собой запад, третья — юг»9 и т. д.