|
Критерий партийности использовался при оценке разных научных направлений и подходов. Так, главной виной реактологии называется «отсутствие партийности, отсутствие основного политического стержня, который бы превращал психологию в одно из научных орудий социалистического строительства» [там же, с. 5]. Это подтверждалось ссылками на работы К.Н. Корнилова, в которых усматривалось умаление возможностей рабочих и крестьян сравнительно с интеллигенцией. Анализ материалов дискуссии позволяет высказать предположение об еще одном важном основании разгрома реактологии — ее ориентации на философские идеи Богданова-Бухарина («теорию равновесия»). Единственным положительным моментом в реактологическом учении признается его «прогрессивная роль в борьбе с реакционно-идеалистической психологией Лопатина, Челпанова 80 и т. п., с одной стороны, и с енчменианством и рефлексологией, с другой» [там же, с. 4]. И здесь проявилась еще одна характерная особенность идеологического «руководства» наукой — поддержание и искусственное создание атмосферы взаимной борьбы в научном сообществе. Что касается реактологии, то она, выполнив в первые послереволюционные годы роль «карающего меча революции» в борьбе с другими научными школами и направлениями, от этого «меча» и погибла. Не осталась вне внимания организаторов дискуссии и зарубежная «буржуазная психология». Ее состояние определяется как кризисное. Отмечается, что все ведущие психологические школы (бихевиоризм, гештальт-психология) зашли в тупик, выход из которого они найти не в состоянии. Указывается на усиливающееся влияние в зарубежной психологии «реакционных идеалистических теорий», к числу которых отнесены персонализм В.Штерна, психология духа Шпрангера и т. д. Буржуазные ученые оцениваются как «чуждые стране строящегося социализма» [там же, 5]. Советских психологов призывают бороться «с проникновением различных буржуазных течений в СССР, остатками и отголосками старых буржуазных психологических школ у нас...» [там же, 7]. После таких заявлений возникает сомнение в искренности утверждения о том, что «борясь с буржуазной психологией, марксизм не отбрасывал все ценное из буржуазной эпохи» [там же, 2]. Таким образом, добиваясь монопольного влияния на духовную жизнь общества, включая и научную сферу, марксистско-ленинская идеология возводила неприступные барьеры между дореволюционной и послереволюционной мыслью, между «советской наукой» и зарубежной. Как отмечается в работе А.В.Петровского и М.Г.Ярошевского «В условиях тоталитарного режима культивировалась версия об «особом пути» марксистской психологии как «единственно верной» отрасли знания» [61, т.1 с. 227]. Это приводило, с одной стороны, к нарушению исторической преемственности в развитии научного знания, с другой — к разрушению плодотворного синтеза российской науки с мировой научной мыслью. — 63 —
|