|
форме образ самого распятого на нем Христа, а в своей внутренней форме — действия распинающих, страдания распятого и восторг толпы: «Распни его». Внутренняя форма символа бесконечна. Христианскому искусству не хватило 2000 лет, чтобы полностью исчерпать и выразить внутреннюю форму символа распятия. А науке не хватило 2500 лет, чтобы исчерпать внутреннюю форму атома. Заметим, что, согласно Давыдову, символы, выражающие всеобщее в объектах, также являются формами человеческой деятельности. Но они же, эмансипируясь от деятельности, становятся эталонами, мерами, воплощающими в себе свойства других вещей. Поэтому мы можем оперировать символами, как если бы мы оперировали самими вещами, которые символы представляют. Нам важно подчеркнуть наличие прямых и обратных актов или событий перехода от реального к идеальному бытию вещи, которые начал изучать В. В. Давыдов и продолжил Б. Д. Эльконин, называющий их актами, событиями опосредствования. Акт опосредствования в связи с разумом обсуждал и Дж. Верч (1996). Заметим, что акт опосредствования заслуживает более тщательного анализа, чем это было в культурно-исторической психологии. Именно в нем скрыта природа идеального. Перефразируя Л. С. Выготского, можно сказать: кто раскроет механизм одного акта опосредствования, тот поймет всю психологию (у Выготского был «механизм одной реакции»). Подобный перифраз не слишком далек от формулы Выготского, поскольку, судя по контексту, он имел в виду эстетическую реакцию. Мы сталкиваемся с парадоксальной ситуацией. Во всех учебниках психологии в качестве главной черты мышления выделяется его опосредствованный характер, а о самом акте, событии опосредствования наши знания более чем скромны. Приведем еще одно важное разъяснение Давыдова: «Непосредственно идеальное проявляется через «тело» слова, которое, оставаясь самим собой, в то же время оказывается «идеальным бытием» другого тела, его значением. Значение «тела» слова это — представитель другого тела, создаваемого человеком благодаря наличию у него соответствующей способности или умения. Когда человек оперирует со словом, а не создает предмет, опираясь на слово, то он действует не в идеальном, а лишь в словесном плане» (1986. С. 33). Здесь «тело» слова эквивалентно символу, также имеющему свое «тело». И то и другое имеют свою собственную внутреннюю форму, в которую с большей или меньшей полнотой и адекватностью проникает индивид — пользователь или, скорее творец, создающий свой собственный вариант внутренней формы слова, образа, символа. А. А. Потебня даже писал, что всякое новое применение слова есть создание слова. Внутренняя форма слова не менее богата, чем внутренняя форма символа. «Под поверхностью каждого слова шевелится бездонная мгла» (Н. Заболоцкий). Литературовед А. В. Западов говорил, что художественное произведение уводит читающего «в глубь строки». Внутренняя форма слова была предметом исследования В. Гумбольдта, А. А. Потебни, Г. Г. Шпета, что представляет собой особый сюжет. В этом контексте отметим лишь, что она содержит в себе чистый предметный остов и текучие логические формы (Г. Г. Шпет), что и обеспечивает предметность и подвижность мышления. — 121 —
|