Психология и этика

Реальные рассуждения шли, правда, в обратном указанному Юдиным порядке: как видно из докла­да первичной была задача выявления нормального развития, а уже ход ее разрешения вывел к более широким и общим контекстам. Однако, как извест­но, изложение, представление результатов отнюдь не обязательно должно совпадать с реальными ша­гами исследования, в продукте умирает процесс и потому область аксиологии может быть указана как первичная, более широкая и, конечно, более нейт­ральная в оценочном плане. Ведь суть предложен­ного подхода не в морализаторстве, не в том даже, чтобы сделать психологию этичной (хотя это было бы самодостаточным, необыкновенно важным усло­вием), а в том, чтобы сделать психологию более вер­ной, отвечающей, отражающей человека с психикой, а не одну психику вне человека, или по другому — исследующей, понимающей психику в свете челове­ка, его ценностей, задач, назначения и смысла. И потому, чтобы ощущение назидательности ослабло, а суть прояснилась, можно, как следствие дискус­сии, пойти на замену названия, выбрав более широ­кое и нейтральное. Например, вспомнить предло­женный нами в 1990 году[18] термин "аксиопсихология" или — развернуто — "аксиологическая пси­хология человека".

И, наконец, последнее, мимо чего не хотелось бы проходить в заключении. Владимир Петрович Зинченко напоминает, казалось бы, об очевидном, всем нам столь же известном, сколь часто и забываемом, вытесняемом: психология есть наука о душе. И от­сюда упрек — зачем еще добавлять нам всем к это­му эпитеты: гуманистическая, христианская, нрав­ственная, органическая (термин самого Зинченко) или — только что указанная — аксиологическая. Не довольно ли своего родового имени?

Конечно довольно, преизбыточно. Сказать: я — психолог, — это есть, действительно, дерзновение, куда еще пыжиться сверх того, например, заявляя: я — нравственный психолог.

Но эпитеты не от хорошей жизни, ибо что сдела­ли психологи с психологией, не они ли первыми изъяли из нее самое драгоценное — душу? Уже в 1916 году С. Л. Франк с горечью констатировал: "Мы не стоим перед фактом смены одних учений о душе другими (по содержанию и характеру), а пе­ред фактом совершенного устранения учений о душе... прекрасное обозначение "психология" — учение о душе — было просто незаконно похищено и использовано как титул для совсем иной области"[19].

И все наши рассуждения о нравственной психо­логии это, в конечной направленности, попытки вер­нуть психологии душу, точнее, осторожно и грамот­но подойти к возможности и условиям этого акта возврата. Фиксируя и, в то же время, ища пути пре­одоления раскола между психологией личности и философией человека, мы, в известной степени, мо­делируем, уготовляем путь к возвращению души в психологию. Ведь и познание души разночастно, является предметом рассмотрения не только пси­хологии, но — конечно же — теологии, философии, этики, педагогики, искусства. Психологу, как и в вопросе о человеке, важно понять, где его уровень и компетенция, как его взгляд и угол соотнесен, вклю­чен, соразмерен с другими взглядами и углами рас­смотрения. Не вдаваясь более в подробности (это тема отдельного большого разговора), наметим как главное, на наш сегодняшний взгляд, что понятие души, по крайней мере, двояко[20]. Федор Иванович Тютчев писал о ее "как бы двойном бытии", о том, что она "жилица двух миров". Действительно, с одной стороны, подразумевается живое вместилище, средоточие (орган) переживаний — душа, говорим мы, болит, страдает, рвется на части и даже уходит в пятки. С другой стороны, душа как вечная, бессмер­тная энергия и субстанция, которая может отпеча­тываться, проявляться, опредмечиваться в пережи­вании, но отнюдь к ним не сводима. Это душа в религиозном понимании или, чтобы подчеркнуть ее отличие от душевного мира — дух. Возможно и секулярное толкование этой стороны — как средо­точие абсолютных нравственных начал, как область ответов на предельные вопросы бытия.