|
Там, в углу, маленький недотепушка играет ножницами — насорит, порежется — кто ему их дал? Посредине комнаты горячий спор, готовый перейти в драку,— надо вмешаться. Тот, у кого вчера болел зуб, носится теперь как угорелый и, того гляди, опять кого- 175 нибудь подтолкнет или опрокинет чернила, а ночью снова, может быть, у него разболится зуб. Воспитатель должен очень захотеть, чтобы одолеть хотя бы маленькую книжку. 4.Но он не очень хочет, потому что не верит. Любой автор с помощью многочисленных цитат докажет свою ученость. Еще раз повторит то, что общеизвестно. Все те же благочестивые пожелания, согревающая душу ложь, невыполнимые советы: «Воспитатель обязан... обязан... обязан...» А в конечном счете, во всех мелких и важных делах воспитатель вынужден поступать как знает и как умеет, а главное —как может. — Это хорошо в теории,— печально утешает себя воспитатель. И испытывает неприязнь к автору за то, что тот, сидя в тишине, за удобным письменным столом, диктует предписания, не обязанный сам непосредственно соприкасаться с подвижной, крикливой, надоедливой, непослушной оравой, рабом которой становится каждый, кто не хочет быть ее тираном, и из которой то один, то другой так основательно отравляют тебе изо дня в день жизнь, что с трудом скрашивают остальные. К чему дразнить его миражем глубоких знаний, серьезных задач, высоких идеалов, когда он есть и должен остаться педагогической Золушкой и батраком? 5.Он в обиде на себя, на окружающих, на детей. Неделю тому назад он получил письмо; больна сестра. Ребята узнали и отнеслись к его горю с уважением: легли спать тихо. Он был благодарен им. А назавтра поступил новый воспитанник. Ребята выманили у него все привезенные из дома конфеты, и пенал, и картинки, пригрозив, что, если пожалуется, изобьют, а участие в этой грязной истории принимали и те, кого он считал честными. Ребенок закинет ему ручонки на шею, скажет «люблю» — и попросит новое платье. Ведь тот же самый ребенок то умиляет тебя необыкновенным тактом, глубиной чувств, то оттолкнет хищным двуличием. То «я хочу, я должен, я обязан», а то безнадежное «да стоит ли?». Теоретические посылки и личный каждодневный опыт так смешались, что воспитатель потерял нить и чем дольше думает, тем меньше понимает. 6.Он не понимает, что вокруг него происходит. Старается свести наказы и запреты к самым необходимым, дает детям свободу — недовольные, дети требуют еще. Хочет вникнуть во все их заботы. Подходит к парнишке, который, против обыкновения, стоит в сторонке, тихий и равнодушный. «Что с тобой? Почему ты такой грустный?» — «Ничего... я не грустный»,— отвечает тот неохотно. Воспитатель хочет погладить его по голове — мальчик резко отстраняется. — 170 —
|