|
Обратимся поначалу к довольно привычному обыденному пониманию деятельности, — для того только, чтобы затем установить, какие метаморфозы она претерпевает, когда становится объектом методологического и теоретического анализа. В том интуитивном понимании деятельности, которое соответствует обычному и повседневному словоупотреблению, традиционно различается ряд признаков: Субъектность деятельности. Обычно говорят: деятельность субъекта, реализуется субъектом, определяется субъектом. В рамках обыденного сознания субъект трактуется как индивидуальный субъект: как особь, индивид, личность. “Деятельность носит индивидуальный, личный характер“ — это и есть постулат, который как будто бы стоит вне критики. В идее индивидуального субъекта фиксируются эмпирические представления об активном, целостном, телесном существе, живом теле, которому противостоят наряду с окружающей средой другие такие же существа. Перенимая опыт других, человеческий субъект способен “сам“ структурировать свое поведение во внешней среде и защищать свои собственные интересы, отличимые от интересов других, что, собственно говоря, и означает его “деятельность“. Всякое иное понимание субъекта приобретает в наших глазах до определенной степени условный, метафорический смысл. Конечно, мы вполне уверены в своем праве говорить: “коллективный“ субъект, “общественный“ субъект и т. п. Мы не испытываем никаких лексических затруднений, говоря, например, об обществе как “субъекте“ деятельности или что-либо подобное этому. Но всякий раз в таких случаях мы все же опираемся на идею индивидуального субъекта как первоначальную и как будто бы единственно достоверную, такую, которая дает как бы прообраз всех будущих возможных представлений о субъекте вообще. Объектность деятельности. Образец деятельности в обыденном сознании заключает в себе представление о том, что она объектна. Что же представляет собой при этом объект деятельности? Во-первых, — это то, что противостоит живому одушевленному субъекту как вещь, на которую направлена его активность и в рамках этого противостояния выступает как ни в чем не подобная субъекту. Из этого следует и второй эмпирический признак объекта, — содержащееся в нем “разрешение“ на два основных способа отношения к нему со стороны субъекта: преобразование или приспособление. И здесь, таким образом, деятельность сводится к проявлениям адаптивной активности субъекта, различаемых лишь по тому, приспосабливается ли субъект к вещи или вещь приспосабливает его к себе. Впрочем, в педагогике и педагогической психологии нередко говорят об учащемся как об объекте учебной деятельности. Однако обычно сразу же следует оговорка, что ученик также и субъект учения. Тем самым подчеркиваются особое место и своеобразие данной деятельности в ряду других её видов, рассматриваемых как реализация “субъект-объектного“ отношения. — 6 —
|