Неизведанное Я

Джордж велел мне опять вернуться к младенчеству. Я увидела малышку, всю в фекалиях... и маму, которой это не понравилось. Тогда малышка решила утвердиться, что все это принадлежит ей и надо попробовать, насколько оно реально. Она взяла кусочек в руки и положила в рот. Так будет лучше, наверное. Но беда-то в том, что лучше не стало, потому что она почувствовала неприятный запах и вкус и уже не была уверена, что это так уж хорошо... да и вообще, взяв это в рот, она увидела, что оно исчезло, так и не решив проблемы!

Джордж сказал, чтобы я посмотрела на большую кучу передо мной, над которой струился пар. Я не смогла почувствовать запах, потому что ощущала сильную боль в мышцах, ведающих клитором. Он сказал – это оттого, что клитор встал вверх, как копье, утверждая свое право на существование, так же как и мое право на существование. Он говорит, что это случалось всегда, когда я хотела что-нибудь сделать... но что теперь мне больше этого не нужно делать. Но я все боялась, что мама может его откусить. Джордж спросил меня, что бы я сделала со своим клитором. Я осознала, что хотела бы сосать его... но реально не могла отличить, я или мама это сделает. Но Джордж сказал, что это нельзя спутать. Я сначала ничего не поняла, но его слова меня успокоили достаточно, чтобы вернуться к той куче.

Он велел мне понюхать ее. Мне было приятно. Тогда он велел мне погрузить в нее руки. Но потом объяснил, почему это неправильно. Он сказал, что обезьяны едят свои фекалии, ибо они вегетарианцы. А люди плотоядны, и поэтому, хотя и у них есть желание играть со своими фекалиями, им приходится научиться делать что-то другое, чем-то заменить это желание. Мне было очень интересно понять, что мы можем этого хотеть, но не должны делать оттого, что для людей это неразумно, а не оттого, что это плохо. Я почувствовала гордость, что я человек и могу найти разные пути делать то, что приличествует человеку. Неожиданно я захотела научиться сублимировать свое желание. Это было великолепно.

Я пошла в сад поиграть с землей, слепить что-то из нее. Я вылепила две вещи – круглый горшочек и статуэтку. Ох, какая она была красивая! У нее был такой большой животик, только не такой вздернутый, как у меня, когда я была непослушной маленькой девочкой: он был большой и круглый. И у нее были красивые груди, живые и веселые, а плечи – сильные и красивые... совсем не агрессивные, а просто уверенные. Мне так она понравилась. Потом я увидела, как я пробираюсь внутрь ее вагины и осознаю себя через нее, самовыражаюсь. Я очень взволнована: я почувствовала, что в этом есть что-то очень глубокое, что я не могу выразить словами; и я ощутила, что наконец-то поняла, как я могу сублимироваться и найти взаимоотношения с тем, что сама создала. Оказывается, сублимация не означает отказ от того, к чему я стремлюсь на самом деле, а есть просто выражение этого другим способом. Я по-прежнему могла испытывать удовольствие и понимала, что оно во многих отношениях даже сильнее, чем раньше. Я никогда прежде не осознавала этого: мне казалось, что сублимация означает лишь дешевый суррогат.