Неизведанное Я

Джордж велел мне посмотреть на себя в три или четыре месяца.

Я пыталась рассмотреть эту малютку, что именно она чувствует. Теперь мои зубы были крепко стиснуты. Я не знала, что мне с ними делать, как избавиться от напряжения в других частях тела. Анус как будто был заперт пробкой, и было больно, как при изжоге в пищеводе. Кошмар. И в солнечном сплетении тоже все было так напряжено, что, казалось, желудок отрезан от рта. Меня это удивило, ведь пища-то, в конце концов, попадала в желудок, но Джордж сказал, что на самом деле заперто и отрезано было либидо; в этом, пожалуй, был смысл, потому что я всегда чувствовала, что не могу воспользоваться той пищей, что попадала в желудок. А теперь все встало на свои места.

Джордж велел мне снова посмотреть на грудь. Я чувствовала ее в своих губах, такую большую и совершенно закрытую, буквально лопающуюся от молока, но не отдающую его, как будто кран закрыт. Я чувствовала в себе неистовое желание добраться до молока – сосать и сосать до тех пор, пока эта грудь не лопнет и не заболит, но отдастся мне. Я была намерена выбить из нее к черту это молоко, остервенело высосать его. Правда, это не было по-настоящему сосанием, потому что движения рта были совсем не такими, как нужно, – сильное напряжение щек и языка, но совсем ничего на губах.

Меня это расстраивало. Разве нельзя получить молоко как- нибудь по-другому? Я старалась специально сосать грудь спокойно, терпеливо... но ничего из этого не получалось.

Джордж сказал, чтобы я вспомнила себя в пять месяцев и ощутила зубы и десны и их силу. Я внезапно осознала, какой беспомощной я себя чувствовала чуть раньше, когда ощущала зубы, но не могла ими воспользоваться. Я посмотрела в лицо малютки и увидела, что она уже не сжимает всю челюсть, как раньше, а готова укусить передними зубами. Тощая посмотрела, как она обращается с грудью, и она стала теребить ее, пытаясь понять, сколько нужно ее царапать и кусать, чтобы добраться до молока. А маме нравилась эта игра. Я увидела ее лицо над грудью и сверкающие глаза и улыбку от возбуждения. Я покусала посильнее. А ей снова понравилось.

Я очень обрадовалась, что наконец-то мы установили контакт. Раньше все наше общение кончалось тем, что мы расходились по своим углам, никак не связанные при помощи либидо, в каком-то состоянии оцепенелого одиночества. А сейчас мы нашли связь между собой. Но одновременно с этим чудесным удовлетворением я чувствовала и ужасную, опустошающую печаль. Ибо теперь, когда мы стали едины, та часть меня, что я удерживала от нее, чтобы она не могла покуситься на нее, была в опасности. И я возненавидела ее. Хотя напряжение в челюстях и даже в животе отпустило, сильнейшее напряжение охватило вагину: я ее предала и она не могла этого пережить. Я опять расстроилась и вонзила в грудь свои зубы, чтобы убить ее, потому что не могла перенести, что она будет частью меня, а я – частью ее. Я отчаянно хотела уничтожить ее.