Неизведанное Я

Она оттолкнула меня, и я захныкала от вполне справедливой обиды. Я сделала ей больно, я плохая девочка. Она хотела, чтобы я умерла. И без нее я бы умерла. Но я не хотела умирать. Что же мне делать?

Я наблюдала, как со мной происходила истерика... и внезапно я подумала: "Молодец!" Я гордилась духом малютки, гордилась тем, что она не капитулировала перед мамочкой, не дала ей заполонить себя, гордилась тем, что она укусила, гордилась и ее гневом и мыслью, что мамочка заслуживает, чтобы ее уничтожили. Я кричала не для того, чтобы мамочка пожалела меня, пришла бы и все исправила (а я всегда боялась, что именно это-то я и делаю), но для того, чтобы самоутвердиться перед ней и ее желанием выбросить меня в мир и дать мне умереть. Ни за что не дам ей сделать это. Я была горда. Я совсем не такая, как она, и я не умру".

Следующий сеанс:

"Я легла, и Джордж спросил меня, на что я хотела бы посмотреть. Меня переполняло ужасное чувство вины. Я сказала, что хочу понять, почему все, что я делаю, я делаю не так.

Я увидела себя сидящей в уголке, поникшей и печальной. Я была похожа на обезьянку с длинными руками и поникшей шерстью, с лицом, всегда обращенным вниз. Внутри я чувствовала ужасную боль, видела, как будто я разрезаю себя, чтобы посмотреть, что же там, внутри, чтобы убедиться, что все там не так уж плохо; и правда, ничего плохого там не было. И все-таки я была очень печальна, потому что знала, что, что бы я ни сделала, все будет понято превратно и обращено против меня. Самое безопасное – не делать ничего или хотя бы как можно меньше. Потом я вспомнила считалку про обезьянок – ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не скажу... – и поняла, почему я обезьянка.

Но что дальше? Я увидела себя в возрасте двух-трех лет. Я сижу на корточках, из меня выходит колбаска. Но все довольно сложно. Я никак не пойму, хочу ли я отдать эту колбаску. Анус напряжен, чтобы выдавить ее, но точно такое же напряжение пытается ее удержать. Мы достигли полного равновесия. Хотя скорее это было больше похоже не на равновесие, а на паралич. И мое тело внизу и мой мозг были совершенно парализованы. Они не только не понимали, что происходит, но и не знали, как выйти из этого положения, что делать дальше. Очень странно. Но было в этом какое-то напряжение борьбы, и это было интересно.

Джордж спросил, что будет, если я дам этому выход. Мне хотелось это сделать, потому что я получила бы огромное удовольствие. Однако напряжение теперь распространилось и на матку, потому что передо мной встала картина, будто я рожаю ребенка, а мама убивает его. И вдруг я осознала, что это замечательная золотая субстанция внутри меня как будто и есть мой ребенок и мама может его убить. Хотя я чувствовала, что эта субстанция и впрямь золотая, мягкая и прекрасная, я очень хотела защитить ее от маминой агрессии. Джордж спросил, а как эта колбаска выглядела, когда она вышла наружу. Она получилась твердая и темная, грубая и некрасивая. Он сказал, чтобы я понаблюдала за реакцией матери. Я видела, что она испытывает отвращение и одновременно радуется, что может уничтожить это и тем дать выход своему отвращению.