|
Обычно люди совсем не задумываются над тем, как они используют язык для моделирования реальности. Хотя этот процесс происходит в сознании (и составляет главную функцию последнего, равно как языковая картина (модель)мира — основное содержание сознания), однако сам он практически не осознается. Любой язык предоставляет неограниченные возможности для обозначения образов, мыслей и чувств, но человек не знает, почему выбирает какие-то определенные слова и выражения. И далеко не всегда делает выбор правильно и точно. Обычная речевая практика выглядит как речевая стихия. Сдерживающей основой этой стихии служит система лингвистических универсалий, имеющаяся в любом языке и, по современным представлениям, единообразная — “несмотря на существование бесконечного множества различий, все языки построены по одной и той же модели” [77, с.185]. Одной из таких универсалий является, например, принцип согласования, определяющий правила сочетания слов в предложении (существительных с прилагательными или глаголами, глаголов с наречиями и т.п.). Сами средства согласования могут быть различными (падежи, суффиксы, предлоги), их правила весьма стабильны — скажем, легко выделить грамматический критерий, определяющий, что глагол “болел” сочетается с существительным, стоящим только в определенных падежах (“болел мальчик”, “болел корью”). А вот синтаксический критерий, задающий возможность образования винительного падежа, зависящего от непереходного глагола (“болел неделю”), является трудно осознаваемым, поскольку зависит от системы именных классов данного языка. Но никто из носителей языка не скажет “болел собаку”. Процессы, составляющие динамику большинства языковых игр, неоправданно упрощают представления о реальности, деформируют ее или yпускают важные свойства и моменты вещей и событий. Обычно они полностью неосознаваемы, так что человек не способен контролировать эффективность своего моделирования окружающей действительности и сталкивается только с последствиями упомянутых процессов. Это связано с тем, что система любого языка располагает определенными формальными приемами для выражения отношений причинности, так что способность их восприятия и передачи ничуть не зависит от осознания причинности как таковой. Не понимая (на уровне мышления) или не чувствуя (в процессе восприятия) подлинных причин, связующих явления, процессы и события окружающей реальности, человек считает эту взаимосвязь имманентно присущей миру и придает ей статус объективного фактора. Естественно, при этом его собственные возможности (и желание) что-либо изменить равны нулю. Такого рода феномены исследованы нами в п.1 настоящей главы. — 62 —
|