Психология сознания

Уклонение от задачи такого «перепрочтения» приводит, несомненно, только к нежелательному упрощению психологи­ческих представлений, и на примеры подобного упрощения неоднократно указывалось в предшествующих томах настоя­щей монографии.

В 80-х гг., в условиях нашего, уже близящегося к заверше­нию неимоверно обогатившего нас знаниями XX в., вряд ли можно сколько-нибудь серьезно думать, что обращение к про­блемам, например, памяти и эмоций не упрощается, если пол­ностью игнорируется (а не интерпретируется]) теория так называемого «вытеснения»; что общая теория сознания может методологически адекватно разрабатываться, если отвергает­ся само существование неосознаваемых форм психической де­ятельности; что теория активности человека, его взаимоотно­шений с окружающим его миром, с социальными коллективами, в которые он включен, не требует обращения к идеям типа. «психологической защиты»; что истолкование психической деятельности в фазе сна может быть достигнуто без апелляции к высшей степени своеобразной символизирующей функции сновидно измененного сознания; что эта функция с ее законо­мерностями, качественно отличными от закономерностей со­знания бодрствующего, не оказывается фактором возникнове­ния при определенных условиях также ряда так называемых психосоматических клинических феноменов; что игнорирова­ние многолетних, оказавшихся в конечном счете весьма про­дуктивными, споров, которые велись в школе Д. Н. Узнадзе о природе и функциях неосознаваемых психологических уста­новок (и, в первую очередь, вопроса о том, являются ли подоб­ные установки неосознаваемыми их субъектом всегда или же они могут при определенных условиях также им осознавать­ся), не является фактически недопустимы игнорированием одной из центральных, принципиально важных проблем всей теории бодрствующего сознания и т. д.

А между тем ни одному из этих вопросов, во всяком случае форме, соответствующей степени их важности, в нашей лите­ратуре внимания почти не уделяется.

С аналогичным положением мы встретились и на недавно проходившем обстоятельном совещании, посвященным во­просам психосоматических отношений. Является почти трю­измом, что конфликт мотивов, эмоционально напряженных психологических установок, стремлений оказывается одним из наиболее важных патогенетических факторов возникнове­ния невротических и истерических расстройств, а также пси-хосоматозов. Между тем этой фундаментальной (по крайней мере, для так называемой «малой» психиатрии) проблеме эмо­ционального конфликта на упоминаемом совещании специ­ально, во всяко случае, внимания уделено не было. И думаю, что мы не ошибемся, если скажем, что одной из причин такого умолчания явилось понимание многими исследователями, что производить сколько-нибудь глубокий анализ проблемы эмо­ционального конфликта, отвлекаясь от идей теории неосозна­ваемой психической деятельности и ее крайне своеобразных и сложных закономерностей, принципиально невозможно. И фактов сходного рода можно было бы привести немало. <...> Хотя ссылки автора на его же собственные работы отнюдь не являются наилучшим аргументом в пользу правильности его убеждений, я позволю себе тем не менее напомнить стро­ки, написанные мною более 15 лет назад: «Даже наиболее строгие критики психоаналитической концепции никогда не отрицали, что привлечение этой концепцией внимания к труд­но вообразимой сложности аффективной жизни человека, к проблеме отчетливо переживаемых и скрытых влечений, к конфликтам, возникающим между различными мотивами, и к трагическим, подчас, противоречиям между сферой "желаемо­го" и "должного", является сильной стороной и заслугой фрей­дизма. Аналогичным образом очень многие оценивали рас­смотрение этим учением "бессознательного", как одного из важных элементов психической деятельности и факторов по­ведения. Но теоретическая концепция... никогда не ограничи­вается одним только "привлечением внимания" к тому, что она изучает. Она всегда... пытается это изучаемое объяснять. И вот именно на этом, самом главном для всякой рациональной тео­рии этапе ее применения открыто выступила концептуальная несостоятельность фрейдизма. А судьба теории, которая не может объяснять, заранее печально предрешена, какими бы сильными сторонами она в других отношениях не обладала»[76].